Вы читаете тему: Помянух дела Господня и возвеселихся.

 Заголовок сообщения: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 16 июл 2011, 10:41 
Аватара пользователя

Автор Темы

Посмотрел туфту про нибиру, и по странной цепи ассоциаций вспомнил про восклицания Сынов Божиих, при общем ликовании утренних звезд. Жив Господь!


38.1 [Когда Елиуй перестал говорить,] Господь отвечал Иову из бури и сказал: Исх 19, 18. 3 Цар 19, 11. Иез 1, 4.
38.2 кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?
38.3 Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне: Иов 40, 2.
38.4 где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Быт 1, 1.
38.5 Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь? Притч 30, 4.
38.6 На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее, Иов 26, 7.
38.7 при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости? Дан 7, 10.
38.8 Кто затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы из чрева, Иов 26, 10.
38.9 когда Я облака сделал одеждою его и мглу пеленами его,
38.10 и утвердил ему Мое определение, и поставил запоры и ворота, Притч 8, 29. Пс 103, 9.
38.11 и сказал: доселе дойдешь и не перейдешь, и здесь предел надменным волнам твоим?
38.12 Давал ли ты когда в жизни своей приказания утру и указывал ли заре место ее,
38.13 чтобы она охватила края земли и стряхнула с нее нечестивых,
38.14 чтобы земля изменилась, как глина под печатью, и стала, как разноцветная одежда,
38.15 и чтобы отнялся у нечестивых свет их и дерзкая рука их сокрушилась? Иов 18, 5-6. Иез 30, 22.
38.16 Нисходил ли ты во глубину моря и входил ли в исследование бездны? Пс 76, 20.
38.17 Отворялись ли для тебя врата смерти, и видел ли ты врата тени смертной? Иов 10, 21. Ис 14, 9.
38.18 Обозрел ли ты широту земли? Объясни, если знаешь все это.
38.19 Где путь к жилищу света, и где место тьмы?
38.20 Ты, конечно, доходил до границ ее и знаешь стези к дому ее.
38.21 Ты знаешь это, потому что ты был уже тогда рожден, и число дней твоих очень велико. Пс 38, 5.
38.22 Входил ли ты в хранилища снега и видел ли сокровищницы града,
38.23 которые берегу Я на время смутное, на день битвы и войны? Исх 9, 14-15. Нав 10, 11.
38.24 По какому пути разливается свет и разносится восточный ветер по земле?
38.25 Кто проводит протоки для излияния воды и путь для громоносной молнии, Пс 134, 7. Иер 10, 13.
38.26 чтобы шел дождь на землю безлюдную, на пустыню, где нет человека,
38.27 чтобы насыщать пустыню и степь и возбуждать травные зародыши к возрастанию? Пс 106, 35.
38.28 Есть ли у дождя отец? или кто рождает капли росы? Иов 5, 10. Иов 36, 27. Иер 14, 22.
38.29 Из чьего чрева выходит лед, и иней небесный, – кто рождает его?
38.30 Воды, как камень, крепнут, и поверхность бездны замерзает.
38.31 Можешь ли ты связать узел Хима и разрешить узы Кесиль? Иов 9, 9. Ис 13, 10.
38.32 Можешь ли выводить созвездия в свое время и вести Ас с ее детьми?
38.33 Знаешь ли ты уставы неба, можешь ли установить господство его на земле? Иер 31, 35.
38.34 Можешь ли возвысить голос твой к облакам, чтобы вода в обилии покрыла тебя?
38.35 Можешь ли посылать молнии, и пойдут ли они и скажут ли тебе: вот мы?
38.36 Кто вложил мудрость в сердце, или кто дал смысл разуму? Иов 32, 8.
38.37 Кто может расчислить облака своею мудростью и удержать сосуды неба, Иов 26, 8.
38.38 когда пыль обращается в грязь и глыбы слипаются?
38.39 Ты ли ловишь добычу львице и насыщаешь молодых львов, Пс 103, 21.
38.40 когда они лежат в берлогах или покоятся под тенью в засаде?
38.41 Кто приготовляет во́рону корм его, когда птенцы его кричат к Богу, бродя без пищи? Пс 146, 9.


Святая блаженная мати Матроно, моли Бога о нас!



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 11 авг 2011, 23:01 
Аватара пользователя

Автор Темы

Два жития, которые читаются как две серии суперфильма. Несколько лет я занимал воображение тем, что мысленно все это смотрел, как кино. Негран, город мучеников (житие Арефы и с ним) 24 окт с.ст
и житие Григория Омиритского 19 дек с.ст

Страдание святого мученика Арефы
Когда в греческой земле царствовал Юстин[1], а в Ефиопии[2] — Елезвой, цари правоверные и благочестивые, тогда в земле Омиритской[3] вступил на престол беззаконный царь, по имени Дунаан, иудей по рождению и по вере, хулитель Христова имени и великий гонитель христиан. Все советники его, слуги и воины были или евреи, или язычники, покланявшиеся солнцу, луне и идолам. Он старался изгнать всех христиан из своей области и искоренить в стране Омиритской самую память о великом Христовом имени. Ревностно преследуя Церковь Божию, он мучил и убивал верных, не покорявшихся его велениям и не хотевших жить по иудейскому закону.

Услышав о том, что Дунаан воздвиг в своей стране гонение на христиан, царь Ефиопии Елезвой сильно огорчился и, собрав свои войска, пошел на него войною[4]; после многих битв Елезвой победил его и, сделав его своим данником, возвратился в свою землю. Спустя немного времени, Дунаан опять восстал против Елезвоя, нарушил договор с ним и, собрав свои войска, уничтожил все отряды Елезвоя, оставленные им для охраны городов, после чего еще сильнее вооружился против христиан. Он повсеместно повелел, чтобы христиане — или принимали иудейскую веру, или были избиваемы без милосердия. В царстве его уже не оставалось никого, кто дерзнул бы исповедовать Христа, и только в одном обширном и многолюдном городе Награне[5] было прославляемо имя Христово. Святая вера воссияла в нем еще с того времени, когда Констанций, сын Константина Великого, посылал послов своих к Савеям, называемым ныне Омиритами[6] и ведущим свой род от Хеттуры, рабыни Авраамовой. Прибыв туда, богомудрые и благочестивые послы расположили царя этой страны к Констанцию, научили жителей ее вере в Иисуса Христа и построили церкви. С этого времени в Награне процветало благочестие, возрастало христианское учение, увеличилось число иночествующих, устроялись монастыри, во всех сословиях сохранялось целомудрие, а верные преуспевали и совершенствовались в добродетелях. Они не дозволяли жить среди себя ни одному иноверцу: ни Еллину[7], ни Иудею, ни еретику[8], а сами они, как дети единой матери, Соборной Апостольской Церкви, пребывали во всяком благочестии и чистоте.

Завидуя столь великому благочестию этого города, диавол вооружил против него иудействующего Дунаана. Услыхав, что жители города Награна не повинуются его повелению и не хотят жить по иудейскому закону, Дунаан пошел на них со всеми своими войсками, замыслив истребить христиан в своей области и этим истреблением досадить Елезвою, царю Ефиопскому. Подступив к городу, он обложил его множеством войска, окружил его окопами и похвалялся, что скоро возьмет его, а жителей его истребит беспощадно. Он говорил гражданам:

— Если хотите получить у меня милость и остаться в живых, то свергните проклятые знамения (так он, окаянный, называл святые кресты), которые вы вознесли на верхи высоких храмов, а равно откажитесь от Распятого[9], изображенного на этих знамениях.

В то же время царские оруженосцы ходили вокруг города и восклицали:

— Окажите повиновение царю: тогда останетесь в живых и получите от него дары, а если нет — погибнете от огня и меча.

Сам Дунаан так злословил богохульным языком Христа и христиан:

— Сколько я погубил христиан! Сколько священников их и иноков убил я мечом! Сколько огнем сжег! И ни одного из них не избавил Христос от рук моих. Да и Сам Он не мог спастись от руки распинавших Его[10]. И вот, я пришел к вам, жители Награна, или отлучить вас от Христа, или окончательно истребить.

Граждане отвечали ему:

— Царь! ты слишком дерзко говоришь о всесильном Боге. Ты уподобился Рапсаку, военачальнику Сеннахирима, который с гордостью говорил Езекии: «да не превознесет тебя Господь Бог твой, на Которого ты надеешься!» Но не осталась такая хула без наказания. Ты знаешь, сколько тысяч войска погибло в один час за такую хулу[11]? Смотри же как бы не случилось сего и с тобою, хулителем Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, всесильного и всемогущего, страшного и отнимающего мужество у князей! Господь и тебя может сокрушить и обратить в ничтожество твою высокомерную и богохульную гордыню. Ты хвастаешься, что или отвратишь нас от Христа, или окончательно истребишь. Истинно, что ты скорее можешь истребить нас, чем отвратить от Христа, Спасителя нашего, за Которого мы все готовы умереть.

Не вынося таких речей, царь распалялся еще большим гневом и всеми своими силами теснил город, намереваясь, в случае если не возьмет города приступом, изнурить его голодом чрез продолжительную осаду. В окрестностях города, по деревням и пустыням, нашел он немало христиан и, захватив их, погубил разными способами, а иных продал в рабство. Попытки его взять приступом город были безуспешны: граждане мужественно защищались со стен и побеждали нечестивых. Царь немало потрудился с своими войсками, но не мог ни взять города, ни изнурить его голодом, так как граждане запаслись продовольствием на много лет. Отчаявшись в своих надеждах, беззаконный царь замыслил тонкую, подобно острой бритве, хитрость, и отправил в город послов с такими, подкрепленными клятвою, речами:

— Я не хочу ни обижать вас, ни отвращать вас от вашей веры; ищу я только обычной дани, которую вы должны платить мне, как своему царю. Отворите же мне ворота города, чтобы мне войти в него и осмотреть. Я возьму у вас обычную дань, и клянусь Богом и законом, что не сделаю вам ни великого, ни малого зла, но оставлю вас жить мирно — при вашей вере.

Граждане ответили ему:

— Мы, христиане, научились из Священного Писания повиноваться царю и покоряться властям (Рим. 13:1–2). Если ты сделаешь так, как обещаешь нам с клятвою — не отвращать нас от Господа нашего Иисуса Христа, мы отворим тебе ворота города. Войди в него, как царь, и возьми у нас обычную дань. Если же ты причинишь нам какое-либо зло, то Бог, слышащий твои клятвы, накажет тебя вскоре. А мы не отступим от Христа Спасителя нашего, если не только лишимся имущества, но даже самой жизни.

Царь снова настойчиво поклялся, что не причинит им ни малейшего вреда. Они же, поверив ему, отворили город и поклонились нечестивому, поднося ему дары. Царь вошел со всем своим войском в город, как волк в овечьей одежде в стадо, захватил стены и ворота городские и занял их своими отрядами. Видя красоту города и множество людей в нем, он обращался с ними ласково, ибо до времени таил яд, скрытый в сердце своем. Отдохнув немного в городе, он снова стал во главе своих отрядов и, желая начать безбожное дело, которое замыслил, повелел явиться к нему почтенным мужам и городским воеводам. По его повелению, вышли к нему все, находившиеся в городе, почтенные старцы и начальники, мужи уважаемые и богатые. Среди них находился блаженный Арефа, старший возрастом и разумом, званием и почетом. Имея девяносто пять лет от роду, он был князем и воеводою, которому поручено было все городское благоустройство. Благодаря его мудрым советам и разумному управлению, граждане долго храбро противились своим врагам. Явившись с Арефою во главе к беззаконному царю, граждане воздали ему должное поклонение и благодарили его за его намерения, так как он клялся что не причинит им никакого вреда. Они еще не знали его хитрости. Он же не мог долго скрывать в себе яд и тотчас обнаружил злобу, которую коварно таил в себе: клятву, данную им гражданам, он назвал детскою потехой и повелел всех граждан, вместе со святым Арефою, оковать цепями и заключить под стражу. После этого он послал в дома их и разграбил имущество их. Еще он спрашивал, где Павел, епископ их?[12] Узнав же, что два года тому назад епископ преставился, — повелел откопать его гроб и, извлекши тело умершего, сжег огнем и рассеял пепел по воздуху. Затем, зажегши громадный костер, он собрал множество священников, клириков[13], иноков, инокинь и дев, посвященных Богу, числом четыреста двадцать семь, и, бросив их в огонь, сжег их, говоря:

— Они — виновники гибели других, так как советовали почитать Распятого, как Бога.

Кроме того, он повелел глашатаям ходить по городу и возвещать, чтобы все отверглись Христа и жили по иудейскому закону подобно царю.

Призвав после этого первых граждан города, содержавшихся в темнице, он стал говорить им и особенно Арефе:

— Какое безумие ваше — веровать в Распятого, как в Бога! Разве может страдать Бог, не имеющий тела? Или — может ли умереть бессмертный? Ведь, есть же между вами такие, которые по примеру Нестория[14], почитают Христа не как Бога, а как пророка? Я вас не побуждаю к тому, чтобы вы кланялись солнцу, или луне, или какой либо твари; я принуждаю вас приносить жертвы не языческим богам, а только Богу, Создателю всякой твари.

На эти слова святой Арефа, от лица всех, отвечал:

— Мы знаем, что Божество не может страдать, а пострадало за нас человечество, воспринятое Иисусом Христом от Пречистой Девы, как об этом свидетельствуют пророки о которых и ты знаешь; Божество же Свое Христос Господь проявил чудесами неизреченными. Но какая надобность в долгих словопрениях? Мы исповедуем, что Он — Бог и Сын Божий, и от имени всех граждан города говорим, что нет той муки, какую мы не были бы готовы понести ради Иисуса Христа, Бога нашего. До Нестория, осужденного святыми отцами, нам нет дела: мы не разделяем во Христе лиц[15], но веруем, что человечество Его соединено с Божеством в одно Божественное Лицо. Тебя же, говорящего хульные речи на Господа нашего, за эту хулу и за преступление клятвы скоро постигнет наказание Божие.

Мучитель выслушал эти слова снисходительно, (ибо он стыдился мудрости Арефы и благородства прочих граждан), и стал ласковыми речами располагать к себе сердца их, обещая им дары и почести; этим путем желал он склонить их благочестие и ревность по Христе к своему беззаконию. Но они, возводя очи свои к небу, взывали, как бы едиными устами:

— Мы не отвергаемся Тебя, Едине Слове Божий, Иисусе Христе, — не соблазняемся о пресвятом рождении Твоем от Пречистой Девы и не насмехаемся над честным крестом Твоим.

Видя непоколебимость святых мужей в вере, царь отложил на некоторое время мучение их и устремился против народа, избивая многих беспощадно. Он повелел привести жен и детей тех святых мучеников, которые были содержимы вместе с Арефою в оковах. С этими честными женами пришло многое множество иных жен, вдовиц, дев и инокинь. Всех их царь сначала прельщал ласками, а затем угрожал им муками, убеждая отречься от Христа. Они же не только не соглашались на это, но отвечали досадительными для царя речами. Особенно иночествующие девы обличали царя, укоряя его в безбожии. Не вынося упорства, царь повелел воинам всех их казнить мечом. Они пошли на смерть, как на торжество. При этом возникло между ними пререкание: иночествующие девы, желая умереть первыми, говорили прочим женам:

— Вы знаете, что в Церкви Христовой мы поставлены выше других. Вспомните, что мы всюду занимали первое место: мы первые входили в храм Господень, первые приступали к Пречистым Тайнам, на первом месте мы стояли и восседали во храме. Поэтому, подобает нам и здесь первым принять честь мученичества; мы первые желаем умереть и пойти ранее вас и мужей ваших к Жениху нашему, Иисусу Христу.

Прочие жены опережали одна другую, склоняя под меч свои головы. Точно также и малые дети теснились среди своих матерей, торопясь умереть, и каждый ребенок громко кричал:

— Мне отсеките голову, меня казните!

Усердие их умереть за Христа — было так велико, что привело в изумление нечестивого иудея Дунаана и всех его вельмож. И говорил беззаконный царь:

— О, как мог Галилеянин[16] настолько обольстить людей, что они ни во что ставят смерть, и ради Него губят свои души и тела!

В том же городе Награне жила одна вдова, именем Синклитикия, благородная и добродетельная, красивая лицом, но еще более прекрасная душою, — богатая имениями, но еще более богатая добродетелями. Оставшись в молодых летах после своего мужа вдовою, она со своими двумя дочерьми проводила время дома в посте и молитве. Не пожелала она снова выйти замуж, но, уневестившись Христу, служила Ему день и ночь. Будучи молода годами, была она стара разумом — даже разумнее старцев — в следовании заповедям Господним. Услышав о ней, нечестивый иудей Дунаан повелел привести Синклитикию и дочерей ее к себе с почетом. Когда она пришла, царь посмотрел на нее ласково и вкрадчивым голосом стал говорить ей:

— Мы слышали о тебе, досточтимая жена, что ты благородна, целомудренна и разумна. Твое лицо и весь облик твой свидетельствуют, что справедливо все, сказанное о тебе. Не старайся же подражать тем безумным женщинам, которых я погубил за безумие их; не называй Богом Того, Кто был распят на кресте, ибо Он был чревоугодник, друг мытарей и грешников (Мф. 11:19), противник отеческих законов. Поступи же так, как прилично твоему благородному происхождению, отвергнись Назарянина[17] и будь единомысленною с нами. И будешь ты вместе с царицей в царских палатах, почитаемая всеми и проживешь в довольстве, свободная от всех, связанных с вдовством, бедствий. До нас дошла добрая слава о тебе и самое дело подтверждает это. Действительно, ты имеешь великие богатства, много всякого имущества, рабов и рабынь, почитаема всеми, молода и красива, но при всем благополучии, не пожелала вторично выйти замуж. Еще говорят о тебе, что ты добродетельна и благоразумна. Поступи и теперь, как следует: будь благоразумна до конца, послушайся моего здравого совета и не вздумай такую красоту и молодость свою, а равно невинность детей твоих, отдать в руки мучителей, которые доставят более стыда и бесчестия, нежели мучений. Перестань славить Распятого и, подчинившись законам нашим, избери полезное для себя и для детей своих.

Блаженная и досточтимая женщина ответила царю такими словами:

— Следовало бы тебе, царь, почитать Того, Кто дал тебе власть, и эту порфиру, и эту диадему[18], — даже более того: дал тебе самое бытие и жизнь. Это — Сын Божий и Бог. Ты же обнаружил неблагодарность за столь великое благодеяние Его, и дерзким языком злословил Благодетеля своего. Разве ты не боишься, что гром с высоты поразит тебя? Ты хочешь удостоить меня великих почестей, но я считаю ваши почести бесчестием для себя, и не хочу, чтобы меня хвалил тот язык, который хулит Бога моего. Не буду я и безумна настолько, чтобы жить с врагами Божиими в домах грешников.

Услышав сие, царь исполнился гнева и, обратившись к своим вельможам, сказал:

— Вы видите, как бесстыдно эта скверная женщина злословит нас!

Затем он велел снять покрывало с головы Синклитикии и дочерей ее и с непокрытою головою и распущенными волосами водить ее по городу, подвергая издевательству и насмешкам. Когда ее водили с бесчестием по городским улицам, она увидела, что многие женщины плачут по поводу причиняемого ей издевательства и позора. Обратившись к ним, она сказала:

— Я знаю, подруги мои, как вы скорбите обо мне, что позорят меня и моих дочерей! Но не скорбите, когда я радуюсь, и не плачьте, когда я веселюсь. Этот день радостнее для меня, чем день брачный, ибо я страдаю ради Жениха[19] моего, для Которого я беспорочно сохранила свое вдовство. Для Него я сохранила и непорочное девство моих возлюбленных дочерей. Я радуюсь ныне, что Господь мой видит поругание мое, слышит мое исповедание и знает мое усердие; я не пожелала ни почестей, ни богатств, и даже не хочу сей временной жизни. Единственное мое желание — обрести Христа, явиться к Нему в сонме святых мучениц и привести к Нему плод чрева моего — сих моих дочерей. Поэтому прошу вас, сестры мои, не плачьте обо мне, но лучше радуйтесь со мною, что я иду соединиться с нетленным моим Женихом Небесным.

После сего ее опять привели к царю. Царь сказал ей:

— Откажись от исповедания Христа, и останешься жива.

Святая отвечала:

— Если я отвергнусь Христа ради сей временной жизни, то кто избавит меня от вечной смерти и огня неугасающего?

Затем, подняв очи к небу, она сказала:

— Да не будет со мною, о бессмертный Царь, чтобы я отверглась Тебя, Единородного Сына Божия, и послушалась хулителя и клятвопреступника, который хитростью взял город и преследует Твою святую Церковь.

Царь исполнился сильной ярости и вскричал:

— О, скверная женщина! сейчас же раздроблю твое тело, растерзаю чрево твое, брошу тебя на съедение псам и увижу: избавит ли тебя от моих рук Назарянин, на Которого ты надеешься?

Не вынося этих слов мучителя, старшая дочь Синклитикии которой был двенадцатый год, плюнула ему в лицо. Тотчас стоявшие здесь слуги отсекли ей голову, а вместе с нею умертвили мечом и младшую ее сестру.

Так пали мертвыми обе дочери пред очами достохвальной матери своей. Тогда царь повелел собрать кровь их и поднести к устам матери, чтобы она пила. Отведавши крови, она сказала:

— Прославляю Тебя, Господи Боже мой, за то, что сподобил меня вкусить чистой жертвы бедных дочерей моих. Тебе, Господи Христе, я приношу сию мою жертву. Тебе я представляю этих мучениц, чистых дев, изшедших из утробы моей. Соединивши и меня с ними, введи в Свой чертог, и, как говорит св. Давид: яви «матерью, радующеюся о детях» (Пс. 112:9).

Затем мучитель повелел отсечь ей голову мечом. Так переселилась мать с своими дочерьми в обители вечного блаженства. Мучитель же с клятвою утверждал:

— Я не видел в своей жизни столь красивой женщины и таких прекрасных девиц, как эти, не пощадившие ни красоты, ни жизни своей.

На другой день, воссев на возвышенном месте, царь призвал Арефу с его сподвижниками, числом триста сорок мужей. Когда они предстали, царь, обратившись к Арефе, как старейшему, сказал:

— Ты, мерзкий человек, восстал против нашей власти, возбудил весь город против нас и повелел сопротивляться нам. Ты заставил граждан повиноваться твоим словам, как закону, а наши законы и повеления ты отвергаешь. Ты научил народ чтить Распятого, как Бога, и считать помощником Того, Кто Сам Себе не помог, когда был распинаем. Почему ты не последовал отцу твоему, который, управляя Награном, повиновался царям, бывшим раньше нас? Поистине, достоин ты и все последователи твои — мучений, подобно мужам и женам, уже преданным нами смерти, которым Сын Марии и древодела[20] не мог оказать никакой помощи.

Старец в это время стоял в раздумье, сильно страдая от горделивых речей богомерзкого царя. Затем он вздохнул от глубины сердца и сказал:

— Не ты, царь, виноват во всем том, что произошло, а виноваты наши граждане, которые не послушались совета моего. Я советовал им не отворять городских ворот тебе, — человеку хитрому и лукавому, но мужественно бороться с тобою. Они же не вняли моим словам. Я хотел выйти с небольшим отрядом против всех твоих войск, как некогда Гедеон против мадианитян[21], ибо я надеялся на Христа моего, ныне хулимого тобою. Он помог бы мне одолеть, победить и уничижить тебя, безбожного клятвопреступника, забывшего установленный нами договор, по которому ты клятвенно обещал сохранить город и граждан.

Один из сидящих вместе с царем сказал святому:

— Так ли научает вас закон Моисеев? Он заповедует: «начальника в народе твоем не поноси» (Исх. 22:28). Да притом, и ваше Писание учит чтить царя, не только доброго и кроткого, но и строптивого (1 Пет.2:17–18).

Святой отвечал ему:

— Разве ты не слышал о сказанном Ахаву пророком Илиею. Когда Ахав обратился к Илии с словами: «не ты ли развращаешь Израиля?» — Илия сказал ему тогда: «не я развращаю Израиля, а скорее — ты и дом отца твоего»[22]. Смотри: он не только одного Ахава, но и весь дом его укорил и обличил; однако закона не нарушил. Да и всякий, благоговейно чтущий Бога, не нарушает закона, когда обличает нечестивого царя за его нечестие, — царя, который не побоялся хулить Бога и злословить Создателя. Однако я вижу, что вы пренебрегаете долготерпением Божиим и стремитесь к тому, чтобы и мы поступили подобно вам. О, царь неправедный, безбожный и бесчеловечный! Так ли ты поступил с нами, как обещал? Такая ли правда прилична царю? Таковы ли были цари, правившие раньше тебя? Поистине — не таковы, но добрые и кроткие, милосердные и правдивые, хранившие сказанное ими слово и оказывавшие милость своему народу. А ты, клятвопреступник, не можешь насытиться человеческою кровью! Знай же, что всеведущий Бог скоро низложит тебя с царского престола и даст его человеку верующему и доброму, а равно утвердит и возвысит христианский род и созиждет церковь, которую ты сжег огнем и сравнял с землею. Что касается меня, то я считаю себя блаженным, так как в глубокой старости, имея девяносто пять лет и видев сыновей сынов моих и дочерей моих, принимаю мученическую кончину и родной город привожу с собою в жертву Богу.

Обратившись затем к народу и к своим товарищам по мучению, он начал говорить так:

— Граждане, друзья и близкие мне! Мы обманулись, поверив клятве и лукавым речам сего безбожного царя, ныне же мы видим его неправду и слышим его богохульные слова. Хорошо бы сделали мы, если бы сопротивлялись ему на войне и крепко стояли до конца! Нам помог бы Бог победить его. Но так как случилось иначе, и нам предстоит теперь: или, повиновавшись врагу, бедственно жить в сей временной жизни, или же, не оказывая повиновения, принять блаженную кончину, — то постараемся наследовать чрез страдание бессмертную славу. Что может быть славнее мученичества и что почетнее страданий за Христа! Давно уже я имел мысль и желание претерпеть муки за Христа. Ныне, получив желаемое и найдя искомое, я радуюсь и готов сейчас же умереть. А вы, братие, не страшитесь и не будьте малодушны; не обнаруживайте привязанности к временной жизни, чтобы ради нее не лишиться жизни вечной. Также и мучитель наш будет похваляться, если, устрашив угрозами, отторгнет кого-либо из нас от святой веры; будет он превозноситься в своей гордости, как будто он победил всех, и еще более увеличит свои хуления на Сына Божия. Если же найдется кто-либо среди нас, кто боится смерти и помышляет отречься от Христа — Вечной Жизни, тот пусть немедленно выйдет из нашей среды, пусть отделится от единодушного и единомысленного сонма нашего и не носит напрасно имени христианина. Всякий, кто отречется Тебя, Христе, Слове Божий, ради временной жизни, пусть лишится ее! Если же кто-либо из моих сродников или ближних, одолеваемый желанием временных благ, оставит Тебя, Создатель, и пойдет во след скверного царя, то не дай ему, о Царю Христе, наслаждаться тем, что представляется ему благом и утешением, но пусть постигнут его всякие бедствия и невзгоды!

Когда святой сказал сие, все без исключения христиане, проливая теплые слезы, заговорили:

— Будь спокоен, наш вождь и учитель! никто тебя не оставит, никто не выделится из нашего сонма. Все мы готовы раньше тебя умереть за Христа и принять блаженную кончину.

Святой ответил на это:

— Я пойду впереди вас; я умру первый и буду вашим предводителем. Как в городе вы мне дали предводительство, так дайте мне и здесь первому явиться ко Христу.

Затем святой присовокупил:

— Если кто из сыновей моих останется живым в святой вере, тот пусть будет наследником моих имений. Из них три селения я отдаю святой Церкви, которая скоро будет восстановлена. Ибо сей беззаконный мучитель скоро погибнет, а Церковь Христова в этом граде утвердится и процветет, как цвет багряный, омытый кровью стольких рабов Христовых.

Сказав сие, святой благословил народ, и, воздев руки и возведя очи к небу, воскликнул:

— Слава Тебе, Господи, за все случившееся! Обратившись к царю, он сказал:

— Благодарю тебя, царь, за то, что ты имел терпение и не прерывал моих речей, но дал мне время побеседовать с друзьями моими. Теперь уже не медли больше, но делай, что хочешь, ибо ты видишь нашу решимость; ты узнал наш образ мыслей и видишь, что не может быть того, чтобы мы отверглись Христа и последовали твоему безбожию.

Видя их непреклонность, царь всех их осудил на смерть, святых отвели к одному потоку, называвшемуся Одиасом, чтобы там казнить их усечением. Когда пришли к указанному месту святые предались усердной молитве. Они молились: — Господи, Господи! надежда нашего спасения! Ты осенил главы наши в день борьбы. Теперь изведи нас в жизнь вечную, потому что мы ничего не возлюбили более Тебя: ни отечества, ни сродников ни богатств, но все сие оставили ради Тебя. Даже самую жизнь нашу мы презрели и уподобились овцам ведомым на заклание. Молим Тебя смиренно: отомсти за кровь рабов Твоих, простри руку на гордыню нечестивого царя, приими под Свою защиту детей умерших за Тебя людей, утверди город, похваляющийся Твоею честною кровию, крестом и страданием. Ты видишь, что с ним сделали враги Твои: они разорили благолепие его, осквернили Твою святыню, сожгли Твой святой храм. Воздвигни же его опять и дай скипетр[23] царям христианским!

Во время сей молитвы святых воины начали казнить их. Первому отсекли голову святому и великому Арефе, как предводителю христиан, а затем и всем прочим святым мученикам. Таким образом триста сорок мужей приняли блаженную кончину.

Тут же находилась одна верующая женщина, гражданка сего города. При ней был сын, малое дитя, не более пяти лет от роду. Видя усечение мечем святых мучеников, она подбежала к ним и, взяв немного крови их, помазала ею себя и своего сына. Затем, исполнившись ревности, она проклинала царя и громко возглашала:

— Будет этому иудею тоже, что и фараону[24].

Воины схватили ее и, приведя к царю, пересказали слова ее. Не давши ей ничего сказать и ни о чем не спрашивая, царь велел немедленно сжечь ее на костре.

Когда разведен был большой огонь и мучители стали вязать сию блаженную женщину, чтобы бросить ее на костер, малолетний сын ее стал плакать. Увидев же сидящего царя, мальчик подбежал к нему, обнял его ноги и, с очами полными слез, умолял, как умел, о спасении матери.

Царь взял к себе на колени этого красивого и речистого мальчика и спросил:

— Кого ты больше любишь: меня, или мать?

Мальчик отвечал:

— Я люблю мать, почему и подошел к тебе. Умоляю тебя, прикажи развязать ее: пусть она и меня возьмет с собою на мучение, о котором часто меня поучала.

Царь спросил его:

— Что это за мучение, о котором ты говоришь? Мальчик, исполненный благодати Божией, действовавшей в нем, отвечал:

— Мучение состоит в том, чтобы умереть за Христа с целью опять жить с Ним.

Царь спросил:

— А кто сей Христос?

Мальчик ответил:

— Иди со мною в церковь, и я покажу тебе Его. Затем, опять посмотревши на мать, ребенок с плачем сказал:

— Отпусти меня; я пойду к матери.

— Зачем же ты пришел ко мне, оставив мать? — возразил царь. — Не ходи к ней, а оставайся с нами. Я дам тебе яблок, орехов и всяких красивых плодов.

Так царь беседовал с ним, как с простым ребенком, предполагая в нем детский разум. Но ребенок превосходил свой возраст разумом и ответил ему серьезно:

— Я не останусь с вами, а хочу идти к матери. Я думал, что ты — христианин и пришел умолять тебя о матери своей. А ты — иудей; поэтому я не хочу у тебя оставаться, да и не возьму ничего из твоих рук. Я хочу только, чтобы ты отпустил меня к матери.

Царь удивился такому разуму малого ребенка. Ребенок же, увидев, что мать его брошена в огонь, сильно укусил царя. Почувствовав боль, царь оттолкнул его от себя, а затем повелел одному из стоявших тут вельмож взять его и воспитать по иудейскому закону, в ненависти к христианству. Вельможа взял ребенка и, удивляясь его разуму, повел его в свой шатер. На пути он встретился с своим другом, остановился и начал рассказывать о сем ребенке. Они стояли недалеко от костра, на который была брошена святая мать младенца. Когда они беседовали, мальчик вырвался из рук ведущего его, быстро побежал и вскочил в огонь; там, обняв свою мать, он сгорел вместе с нею. Так мать с сыном стали благоухающею жертвою всесожжения пред Богом.

Слава Богу, так умудрившему малого младенца, что над ним исполнились слова пророческие: «Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу, ради врагов Твоих, дабы сделать безмолвным врага и мстителя»[25].

Когда все это происходило, князья и воеводы беззаконного царя сожалели о столь значительном пролитии крови христиан. Они обратились к царю и просили, чтобы он прекратил кровопролитие и не губил города, из которого ежегодно доставлялось много дани. Беззаконник поступил согласно их просьбе и перестал проливать кровь неповинную. Однако, он избрал много тысяч младенцев и девиц как из этого города, так и из всей Награнской области, и одних взял в рабство себе, а других роздал по своему усмотрению, вельможам и воинам. Весь город, который ранее свободно покланялся Пресвятой Троице, подчинил он тяжкому рабству, после чего отправился в свою столицу.

Когда сей богоненавистный иудей возвращался домой, на небе явился огонь и всю ночь освещал воздух. Вследствие явления сего огня, Дунаан и все войска его были в большом страхе. И стал огонь падать на землю в виде дождя и причинил много вреда. Это было знамением гнева Божия и началом отмщения за пролитую кровь. Однако новый фараон не захотел исправиться и не смирился пред крепкою рукою Божиею. Он воспылал такою бешеною яростью против христиан, что задумал истребить их не только в своей стране, но и в других областях и царствах. Именно, он послал послов к царю персидскому[26], убеждая его сделать подобное же и избить всех христиан в своей области, если он желает, «чтобы к нему было милостиво солнце и отец солнца, Бог Еврейский». Персы почитали солнце, как бога. Поэтому и Дунаан, желая вооружить персидского царя против христиан, называл еврейского Бога «отцом солнца». Писал он и к сарацинскому[27] царю Аламундару, обещая ему много золота, если он истребит подвластных ему христиан.

Услышав обо всем этом, благочестивый греческий царь Иустин сильно опечалился и, скорбя сердцем по поводу гонения на христиан, послал письмо к александрийскому архиепископу Астерию, прося его побудить ефиопского царя Елезвоя к войне против нечестивого иудея для отмщения за кровь христиан. Кроме того, и сам он написал к царю Елезвою обо всем, что сделал Дунаан с христианами в Омиритской стране, особенно в городе Награне, а равно и о том, что он посылал послов к царю персидскому и к князю сарацинскому, просьбами и подкупом вооружая их против христиан. При этом Иустин просил Елезвоя, как имеющего смежные пределы с Дунааном, пойти войною против сего богохульника, жаждущего христианской крови. Архиепископ Астерий возбуждал Елезвоя к войне, а сам усердно молился Богу о помощи христианам и о рассеянии врагов их. Он послал также и ко всем инокам, находившимся в Нитрии и в скитах[28], прося их молиться. Ефиопский царь Елезвой узнал обо всем, происшедшем в Омиритской стране, не только от царя Иустина и архиепископа Астерия, — он сам знал и раньше, так как его войска, оставленные стеречь смежные города, были перебиты. Пламенея ревностью по Боге и болея сердцем за христиан, он хотел немедленно пойти войною на Дунаана, но не мог, так как была зима; и ждал он лета, готовя все необходимое для войны. Когда прошла зима, он собрал из собственных войск и из воинов других народов, пришедших к нему на помощь, войско в сто двадцать тысяч человек. Зимою же он вооружил семьдесят индийских кораблей, а равно взял шестьдесят кораблей у купцов персидских и ефиопских, прибывших для торговли, многие же ветхие корабли исправил. С наступлением весны, Елезвой пошел с своими отрядами на войну. Из нижней Ефиопии[29] он послал часть войска сушей в омиритские области, а сам с прочими войсками сел на корабли и отправился морем. Он хотел вступить в Омиритскую страну с суши и с моря, чтобы отовсюду окружить иудейского царя. Но Бог, все устрояющий премудро и творящий не по человеческой воле, а по Своим неисповедимым судьбам, — зная, что может служить на пользу, разрушил намерения блаженного царя Елезвоя. Войска его, посланные к омиритам сушею, заблудились в пустынях и горах, в непроходимых и безводных местностях, и не могли ни дойти до Омиритской области, ни вернуться назад. Блуждая много дней, они изнемогли от жажды и падали мертвыми. Только немногие остались в живых и, возвращаясь в свое отечество, приносили неутешительные вести. Равным образом, и царю, плывшему по морю на кораблях, не было удачи. Пристав к одному городу, по имени Дакелу[30], царь вышел с корабля и пошел к церкви, стоявшей на берегу моря. Тут он снял с себя венец и порфиру, царскую одежду и знаки своего достоинства и, оставив их у дверей церкви, вошел в нее в одежде нищего и долго молился с умилением пред алтарем.

Вспомнив в молитве чудеса, которые Бог сотворил в Египте и в пустыне неблагодарным евреям, царь говорил:

— Неблагодарны были иудеи к Тебе, Благодетелю своему, — не только те, которых ты извел из Египта, но и дети их, и все племя, даже доныне. Ты знаешь, Господи, какое зло они причинили Твоему городу Награну, в котором они захватили хитростью людей твоих. Они сотворили беззаконный совет против святых твоих и стремятся истребить с лица земли оставшихся еще христиан. Если все это совершается за грехи наши, то молим Твою благость; не предай нас в руки их, но Сам казни нас, как Тебе угодно, ибо Тебе свойственно как величие, так и милость! Врагам же нашим не предавай нас, чтобы они не сказали:

— Где их Христос, на Которого они надеются, и где их Крест, которым они похваляются?

Так помолившись со слезами, царь вышел из церкви и оставил город. Тут он услышал, что некий святой инок, по имени Зинон, недалеко от города безвыходно пребывает в уединенной келлии сорок пять лет, и за свою добродетельную жизнь получил от Бога дар пророчества и знание будущего. К сему иноку царь пошел в виде простого воина; он взял с собою сосуд с ладаном[31], а под ним скрыл золото, в надежде, что старец, по неведению, вместе с фимиамом примет и золото. Вошедши к старцу, царь поклонился ему и, передавая принесенный дар, просил помолиться о нем, причем спросил: поможет ли им Бог в войне против иудея Дунаана, на которого они идут, чтобы отомстить за кровь христиан?

Будучи прозорливым, старец узнал в нем царя, а равно и то, что под благовониями скрыто золото. Дара он не принял и сказал:

— Разве ты не слышал, что говорит Господь: «Мне отмщение, Я воздам»[32]? На погибель свою предпринял ты войну. У тебя будет отнято царство, и многие вместе с тобою лишатся жизни.

Услышав сие, царь сильно испугался и с плачем и сетованием ушел от святого. Находясь в великом горе и печали, он размышлял в течение всей ночи, недоумевая, что ему делать. Наконец он решил бежать. Однако, когда наступило утро, он опять пришел к иноку. Тот сказал ему:

— Нет на земле такого города, где бы ты мог избежать смерти. Но если ты хочешь остаться живым и победить нечестивого царя, то обещай потом перейти в иноческое житие.

Елезвой обещал с клятвою, говоря:

— Если мне Бог даст победу над Дунааном, я тотчас оставлю царство и стану иноком.

Слыша сии слова царя и видя его слезы, старец помолился о нем Богу и благословил его, как некогда Саул — Давида против Голиафа (1 Цар.17:37), и сказал:

— Да будет Бог с тобою! Иди, вспомоществуемый жертвами мучеников, молитвами архиепископа Астерия и святых отцов-пустынников, молящихся о тебе, а равно слезами блаженного царя Иустина. Ты победишь Дунаана и отомстишь за кровь неповинных.

Царь утешился в своей печали, принял благословение и пошел к своим войскам, радуясь и прославляя Бога.

В это время омиритский царь Дунаан, услышав, что Елезвой, царь Ефиопский, идет против него морем и сушею, также собрал множество войск и, сильно вооруженный, стал на границах своей земли, ожидая нашествия Елезвоя. Когда же он услышал, что войска Елезвоя, шедшие сушею, погибли в пустынях, то обрадовался и уже не опасался с суши, а только остерегался со стороны моря. Но и тут опасности не было. Между Ефиопией и страною Омиритскою есть морская мель и узкое место, шириною менее двух стадий[33]. На ней было рассеяно множество больших и острых камней, едва прикрытых водою. Потому место сие было весьма затруднительно для прохождения кораблей. К сему Дунаан еще присоединил большое препятствие. Он протянул толстую и огромную железную цепь и загородил ею морскую мель, чтобы не только частые камни, но и железная цепь преградили путь Елезвою и не допустили кораблей его по ту сторону.

Но Бог, «разум Его неизмерим» (Пс. 146:5), погубил премудрость хитрого иудея. Своею чудесною силою Он устроил на этом непроходимом месте удобный путь для христиан.

Когда Елезвой отплыл от города Дакела с доброю надеждою, поднялся попутный ветер. Поставив паруса, они плыли очень быстро и через несколько дней достигли пределов Омиритской страны. Когда же подошли к узкой морской мели и еще ничего не знали, царь повелел прежде всего переплыть десяти кораблям, а после них назначил к переправе и еще двадцать кораблей, на которых находился сам, наблюдая с высоты за переправою. Остальное же множество кораблей оставалось далеко позади, в ожидании, пока переплывут передние. Но, лишь только отправились первые десять кораблей, тотчас Господь Бог, Которому принадлежат пути морские, приспел на помощь Своим верным, и, где должна была совершиться гибель кораблей, там сверх ожидания Господь устроил спасение. Неожиданно поднялась на море великая буря, и волны вздымались высоко, как горы. Подхватывая корабли, они переносили их чрез то опасное место. Только один корабль остановился на железной преграде и казался стоящим на камне, — но силою Божией вода поднялась высоко и перенесла его. Так исполнилось сказанное пророком Давидом: «Отправляющиеся на кораблях в море, производящие дела на больших водах, видят дела Господа и чудеса Его в пучине» (Пс. 106:23–24)[34].

Такое чудо сотворила крепкая рука Божия. Она не только передние корабли перенесла волнами чрез неудобное, прегражденное камнями и железною цепью, место, но и самую железную преграду расторгла бурею и морским волнением, и устроила для прочих кораблей удобный проход.

Перенесши чрез опасное место десять первых кораблей, волны поставили их у берега, на расстоянии двухсот стадий от того места, где стоял царь Дунаан со всеми омиритскими войсками. Другие же двадцать кораблей, на которых находился и царь Елезвой, хотя и переплыли морскую теснину, однако, отгоняемые ветром, не настигли передних, но были разбросаны волнами по морю. Узнав о приставших к берегу кораблях, Дунаан тотчас послал на конях тридцать тысяч вооруженных воинов, чтобы они препятствовали христианам сойти с кораблей на сушу. Разбросанные же по морю корабли подплыли к десяти передним кораблям лишь по прекращении бури; но они остановились, и люди не могли выйти на землю, потому что их сильно побивали с берега воины Дунаана. Остальные многочисленные корабли только на третий день переплыли опасное место и остановились неподалеку от берега. Но с передними кораблями соединиться они не могли и, далеко отстоя друг от друга, ничего не знали одни о других.

Думая, что царь ефиопский находится там, где стояло множество разбросанных кораблей, Дунаан пошел туда с своими войсками и расположился вблизи берега, препятствуя неприятелю высаживаться из кораблей на сушу. Так стояли они долгое время, и обе стороны начали терпеть великую нужду. Ефиоплянам, находившимся на кораблях, недоставало хлеба и воды, а Омиритов, стоявших на берегу, одолевал солнечный зной. Тогда Дунаан послал одного князя из своих сродников с двадцатью тысячами конных воинов на помощь тем тридцати тысячам воинов, которые стерегли передние корабли, не позволяя христианам выходить на землю. С тем князем пошел и один царский евнух, носивший пять золотых копий[35]. Много дней сражались они с христианами, которые по частям высаживались на сушу и располагались на берегу лагерем. Однажды, посланный Дунааном князь, взяв с собою евнуха, носившего золотые копья, и несколько слуг, вышел из своего стана на охоту и заночевал там. В ту же ночь некоторые из воинов Елезвоя, бывшие на берегу, страдая от голода, условились бежать. Похитив лошадей, они сели на них и скрылись из лагеря. По случаю, а скорее — по Божию устроению, они натолкнулись на омиритского князя и на царского евнуха, сидевших в засаде на зверей, и вступили в борьбу с ними. Одолев их, они захватили князя, родственника царя, и евнуха с копьями, а прочих изрубили мечами и затем возвратились к своим кораблям, ведя живых пленников к своему царю и неся золотые копья. Царь сильно обрадовался и возблагодарил Бога, начавшего предавать в его руки врагов святого Креста, а золотые копья обещал отдать храму Божию на благоукрашение алтаря. Ранним утром, приготовив воинов к сражению, царь посадил их на небольшие суда. Вышедши на сушу, они призвали на помощь Господа и начали жестокую битву с Омиритами. Последние, лишившись своего предводителя, стали приходить в смятение и, показавши тыл, обратились в бегство. Христиане преследовали и посекали их, как стебли. Бог помогал им, и ни один из противников не убежал, но все пали от христианского меча, так что не осталось, кто бы мог уведомить иудействующего царя о гибели его войск. По поводу дарованной им победы, христиане вознесли благодарственные молитвы Богу.

Но еще не пришло время для полного торжества христиан. Большая часть войска Елезвоя, находившаяся на задних кораблях, испытывала великое стеснение по двум причинам: у них оскудевали запасы пищи и питья; кроме того, они не знали, где находится их царь с передними кораблями. Елезвой же, имея у себя в плену родственника царя и евнуха, пошел к стольному городу Омиритской страны, называвшемуся Фаром, где был дворец царя Дунаана. Не найдя у города стражи, Елезвой взял его без труда. Затем, он вошел в царские палаты и сел на престоле Дунаана; все богатства его захватил, а царицу с ее двором взял в плен. Некоторые же, бежавшие из города, пришли к царю своему Дунаану, продолжавшему войну против кораблей Елезвоя, и рассказали ему все, как Елезвой победил войска и захватил стольный город и царицу.

Услыхав это, Дунаан сильно испугался. Под влиянием страха мужество оставило его, и он не знал, что ему делать. Господь отнял у него разум и начал отмщение за неповинную кровь христиан. Беззаконный Дунаан стал бояться не только Елезвоя, но и собственных вельмож и сродников. Не доверяя им и опасаясь, чтобы они не изменили ему и не передались Елезвою, он сковал их всех и самого себя золотыми цепями и засел в своем лагере, ожидая последней казни. Так обезумел окаянный царь, потому что на него напал страх, как некогда на властителей Едомских, Моавитских и Ханаанских, о которых говорится в Священном Писании: «тогда смутились князья Едомовы, трепет объял вождей Моавитских, уныли все жители Ханаана»[36].

В это время христиане, оставшиеся на многочисленных кораблях, стоявших позади, ничего не знали и, находясь в большом смущении и скорби, вдали от своего царя, обратились к усердной молитве. Совершив на кораблях Божественную литургию и причастившись Божественных Таин, они возопили единогласно к Богу, прося помощи. И тотчас послышался с неба голос, призывавший:

— Гавриил, Гавриил, Гавриил!

Услышав сей голос, верующие укрепились духом, и, вооружившись для битвы, пустились на малых судах к берегу. И вот среди них явился некий воин, имевший в руках железный жезл, на верху которого был крест; другой же конец жезла был остр, как копье. С сим оружием воин прежде всех устремился на берег, тотчас сразился с вооруженным ратником, сидевшим на коне, и пронзил его вместе с конем. Когда конь и всадник пали, тотчас все враги устрашились и побежали от берега. Христиане же, взявши берег, пошли стройными рядами против нечестивых. Произошло великое побоище. Господь смутил иудеев и язычников, и они не могли противиться христианам. И пало тогда все войско богомерзкого царя Дунаана, как трава, скошенная косой.

Когда затем христиане достигли царской палатки, то нашли там царя, скованного золотыми цепями, с князьями и сродниками, сидевшего в состоянии безумия. И удивлялись все они этому странному явлению. Ничего не предпринимая по отношению к ним, христианские воины стерегли пленных их до тех пор, пока не узнали, что царь их, блаженный Елезвой, взял неприятельскую столицу. Тогда они послали ему известие о дарованной Богом победе над мерзким иудеем. Оставив в городе часть войска для охраны, царь Елезвой сам поспешил к своим христианам. Нашедши Дунаана с его свитою сидящими в золотых цепях, Елезвой своею рукою казнил его и всех бывших с ним. Велико было торжество христиан и неизреченна радость по слову: «Возрадуется праведник, когда увидит отмщение» (Пс. 57:11).

Возвратившись в город, Елезвой казнил всех неверных, бывших в царских палатах с царицею, и совершенно истребил всех врагов Христовых. Затем он послал известие к царю Иустину и к архиепископу Александрийскому, сообщая, что Господь возвеличил над ними свою милость, положил под ноги их врагов их и отомстил за кровь христианскую. Все возблагодарили Бога. Архиепископ тотчас прислал к Омиритам епископов и священников, чтобы научить вере и крестить оставшихся людей. Елезвой же начал созидать по городам церкви и распространять славу имени Иисуса Христа. Пришедши в мученический город Награн, он восстановил церковь, которую сжег нечестивый Дунаан, — гробы святых мучеников благолепно украсил, а всех христиан ободрил и объявил свободными. Оставшегося в живых сына святого Арефы он поставил воеводою в городе, а всю Омиритскую землю в непродолжительное время очистил от безбожного нечестия и просветил святою верою. Затем он поставил царем благочестивого и добродетельного человека, по имени Авраамия, установил христианские законы церковные и гражданские и, упрочивши благоустройство, возвратился с своими войсками в свою страну, прославляя Бога. Возвратился он с великими богатствами, так как войска его захватили много добычи.

Прибыв в свою страну, Елезвой воздал за все благодарение Богу и послал свой царский венец в Иерусалим, а сам, спустя несколько дней, предав воле Божией Ефиопское царство и себя самого, оставил все. Ночью он вышел тайно из царских палат и из города, в скромной одежде, не как царь, а как какой-либо нищий, и заключился близ находившегося там монастыря в келлии, из которой не выходил до самой кончины своей, трудясь для Бога день и ночь. Пищею его была одна лепешка на три дня, иногда же вкушал он смоквы и финики. В келлии своей он не имел ничего другого, кроме войлока, деревянного ведра и корзинки. Вина и масла он никогда не вкушал. Так он отрекся от всего мира и славы его, все помышление свое обратил к Богу и Ему Единому служил, проживши пятнадцать лет в иночестве. Он удостоился блаженной кончины и преставился с миром. За все сие Богу нашему слава всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.


Святая блаженная мати Матроно, моли Бога о нас!



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 11 авг 2011, 23:04 
Аватара пользователя

Автор Темы

*Про почитание икон очень сильно сказано/дд

Житие святого Григория, архиепископа Омиритского
Святой Григорий первоначально подвизался в городе Медиолане, где, по Божественному избранию, светил на свещнице церковного служения в чине диаконском, впоследствии другие города и села имели его проповедником имени Христова и искоренителем идольской лести. Григорий был сыном благочестивых родителей Агапия и Феодотии, воспитан в благочестии и страхе Божием и, от юности исполненный благодати Божией, был чудотворцем и целителем. Господь приуготовлял его для служения в сане архиерейском, о чем и возвещал ему через откровения и прозорливых отцов. Когда Григорий пришел в Медиолан к одному отшельнику, то тот предсказал ему все будущее, ибо был прозорлив, он предвидел и самый приход к себе Григория, когда тот был еще за тридцать поприщ[16] от него, о чем отшельник и сказал своему слуге. Был там еще другой старец схимник[17], для Бога удалившийся от мира и живший в горах. Григорий, узнав о старце, пошел к нему. Когда он приближался к горе, где жил сей отец, то увидел огненный столп в воздухе и от страха упал на землю. Затем, ободрившись, встал и пошел посмотреть, что это за огненное видение. Издали ему казался пламень, но когда он подошел ближе, то увидел отшельника, идущего к нему, который, приблизившись, поцеловал его и назвал Григорием, хотя никогда и не был с ним знаком. Григорий жил у этого великого старца два дня и здесь сподобился дивных видений. В полночь он видел сего богоносного мужа, простиравшего в молитве руки, поднявшегося от земли и стоявшего в воздухе. Григорий дивился этому видению, старец же утром, призвав его к себе, тихим и кротким голосом сказал:

— Иди, друг и брат! И выслушай, что я поведаю тебе, для того ты и пришел ко мне, чтобы узнать все, что мне открыто о тебе. Ты увидишь Рим, помолишься в церкви святого мученика Вонифатия и Аглаиды[18], и оттуда тебе должно отплыть в Александрию[19], затем в Ефиопии[20] проповедовать слово истины и прийти в Омиритский город Награн[21], который завоеван омиритским царем Дунааном и нуждается в проповедовании апостольского учения, там, совершив великие и славные дела, умрешь и переселишься в обители праведных. Однако много трудов ты должен будешь принять от живущих в Омирите непокорных иудеев и многих из них обратишь к Богу, имея Его благим Помощником, умудряющим и наставляющим тебя. Там же патриархом Александрийским ты будешь рукоположен во архиепископский сан.

Услышав это, блаженный Григорий стал говорить, что он недостоин того, что предсказывает ему старец, и пожелал еще остаться у отшельника. Прозорливый муж рассказал Григорию и то явление, которое видел сам Григорий. Он видел верховных Апостолов Петра и Павла, возложивших омофор[22] на рамена Григория, что предзнаменовывало благодать архиерейства, которую должен будет получить Григорий. Много дивился блаженный Григорий этой дивной прозорливости старца, от которого не скрылось и то, что он сам видел наедине, и сказал:

— Слава Богу, действующему так в любящих Его, да будет воля Господня!

Через два дня старец отпустил его от себя, с любовию облобызал его, и Григорий ушел, жалея о разлуке с таким божественным мужем, горя к нему пламенем любви и постоянно вспоминая о нем. Григорий пришел оттуда прежде всего в Карфаген[23] и долгое время жил там, проповедуя слово Божие и исцеляя всякие болезни. Затем, по Божию повелению, отправился он в Рим и помолился в храме святого мученика Вонифатия и Аглаиды. Когда он пришел ко гробу святого Апостола Петра и со слезами упал на землю, то ему было видение: пред ним виднелись отверстые небесные двери и сиял необыкновенный свет. И вот святой Апостол Петр, имея в правой руке ключ, вышел из небесных дверей, направился к нему с великою славою и сияющим лицом и сказал, глядя на него светлым взором:

— Я пришел сюда, чадо Григорий, по милости Господней, прежде же этого с прочими апостолами я был в Награне, Омиритском городе, предстоя страждущим за Господа нашего Иисуса Христа от Дунаана жидовина и укрепляя каждого из них в благочестии. При Божией помощи, все они воспротивились воле законопреступного еврея, твердо подвизались в благочестии, пострадали за истину, и теперь находятся на небесах с отцами, которые сподобились бессмертной чести. Я пришел сюда посетить сей город, Павел же брат, поборник церквей, расстался со мной в Иерусалиме и ушел в Персию. Ты же, чадо, проходя добрый путь, постарайся угодить Господу, постоянно поучаясь в законе Его, зная, что жизнь и красота этого мира проходят подобно сну и тени, ты будешь блаженным, если так, как начал, совершишь свой путь, ходя в воле Господней, ты многих приведешь к страху Божию. Вот уже готовится тебе престол на небесах от Самого Владыки, и ты получишь воздаяние вместе с нами.

Сказав это, апостол отошел, и видение окончилось. Григорий, придя в себя, опять упал на землю, называя себя окаянным и грешником. После долгой молитвы, он ушел в свое жилище и в эту ночь во сне увидел святого апостола Павла, подающего ему сосуд с елеем: это было предзнаменованием предназначенной ему благодати священства и архиерейства. Григорий, во сне взяв этот елей из апостольских рук, тотчас проснулся, обрадовался и запел: «Излилось из сердца моего слово благое» (Пс. 44:2,8), ибо Бог помазал меня елеем радования.

После чего он вышел из Рима и пошел в Александрию, постоянно обращаясь сердцем к Богу, все более и более совершенствуясь в добродетелях и исполняясь Божественной премудрости и разума и Божественных великих дарований. В то время, когда царствовали благочестивые цари: в Греции Иустин[24], а в Ефиопии Елезвой, Дунаан, царствовавший в Омиритской стране, воздвиг гонение на христиан и старался истребить из своего царства самое имя Христово. Он хитростью овладел славным городом Награном, где были верующие во Христа, и погубил бесчисленное множество христиан: одних сжег на огне, других усек мечом, а благочестивого князя Арефу[25] со знатнейшими гражданами убил. Услышав об этом, благочестивые цари Иустин и Елезвой весьма сожалели о неповинно пролитой крови христиан; Иустин написал к Елезвою[26], уговаривая его идти войной против нечестивого Дунаана, чтобы отомстить за невинно пролитую кровь. Достохвальный царь Елезвой, исполнившись ревности, собрал все свое войско и пошел войной на нечестивого царя Дунаана[27]. Во время этой великой войны, Елезвой, при помощи Божией, разбил полки Дунаана и все его войско уничтожил вконец, а его самого с родственниками усек мечом. Овладев царством Дунаана, Елезвой стал ревностно очищать его от еврейских и языческих заблуждений, распространяя в нем славу имени Господа нашего Иисуса Христа. Многие из евреев и находившихся в Омиритах язычников пожелали креститься, но у них не было ни епископа, ни священника, ни диакона, ни одного клирика, потому что весь церковный чин иерархии был истреблен Дунааном. Тогда блаженный Елезвой обратился с просьбою к Александрийскому патриарху. Подробно рассказав ему о том, как Бог помог восстановить христианство в Омиритской стране, царь умолял, чтобы патриарх выбрал мужа умного, добродетельного, знающего Священное Писание, и, рукоположив его во епископа, прислал к ним в Омиритскую область со всем необходимым для церкви. Когда это послание пришло в Александрию, то патриарх со всеми христианами возрадовался Божией помощи, посланной свыше христианам против нечестивых, и начал тщательно искать достойного человека, чтобы, посвятив его во епископа, скорее послать к Елезвою. Много мужей было приводимо к патриарху, но ни один из них не показался ему достойным святительского сана. Тогда патриарх ночью обратился с пламенной молитвой к Богу, чтобы Сам Господь выбрал и указал ему человека, достойного проходить такое служение. Во время молитвы явился патриарху в видении святой Апостол Марк, повелевая ему найти диакона Григория, недавно пришедшего в Александрию и проживающего у некоего Леонтия, посвятить его во епископа и послать к Елезвою, так как именно для этого Господь и привел Григория сюда. Утром патриарх сейчас же послал разыскать дом Леонтия и, найдя его, призвал к себе жившего там Григория и расспросил его, кто он и откуда? Потом патриарх, рассказав ему о своем видении и сообщив о нужде церкви, стал побуждать его принять святительский сан. Григорий же, вспомнив слова отшельника, который в Медиолане предсказал ему, как он восприимет сан архиепископа через рукоположение Александрийского патриарха, прослезился и сказал:

— Да будет воля Господня: делай, владыко, как хочешь, по повелению Господнему.

Патриарх тотчас посвятил Григория в сан пресвитера, а затем рукоположил и во архиепископа. При этом произошло дивное чудо: во время службы и посвящения лицо Григория изменилось, сделалось световидным, как огонь, светясь благодатью Святого Духа, от одежд же его исходил дым благовонного мира и аромат, который своим благоуханием наполнил весь храм. Это происходило в продолжение всей службы, глаза всех устремлялись на святого Григория, и все дивились такому чуду. Видели это и послы Елезвоя, удивляясь сему, и после передали о всем виденном царю. После рукоположения и духовной беседы с патриархом, святой Григорий был отпущен с послами Елезвоя, — имея с собою подобающий сану клир и все необходимое для устроения церкви. Скоро они достигли Ефиопии, а затем и Омиритской страны. Царь Елезвой весьма обрадовался приходу Григория, а еще более, когда узнал, что Григорий был избран Божественным Откровением и что благодать Святого Духа, чудесно проявилась на нем во время хиротонии[28]. Он встретил Григория с большою честью, любезно принял его и отдал всю область в его распоряжение. Обходя с Григорием города в Омиритской стране, царь строил новые храмы, украшал гробницы святых мучеников, убитых за Христа нечестивым Дунааном, и приводил неверных ко крещению. В городе Награне Елезвой поставил князем сына мученика Арефы и построил там великолепный храм в честь Воскресения Христова, другой храм — в честь Пречистой Богородицы, третий — во имя святого мученика Арефы и пострадавших с ним, недалеко от того дома, где некогда жил святой мученик. И в других городах построено было много церквей, которые Григорий сам освящал и поставлял сюда пресвитеров и диаконов, вручая им добрую паству овец Христовых. Блаженный царь Елезвой почти 36 месяцев после смерти Дунаана оставался в Омиритской земле, и все добре здесь устроив, пожелал возвратиться на свой престол в Ефиопскую страну. Созвав со святым Григорием всех вельмож, князей, бояр, советников, он стал советоваться с ними, какого бы мужа благоверного, разумного, кроткого и богобоязненного избрать и помазать на Омиритское царство. Все советники отвечали царю:

— Кого ты знаешь и кого тебе Бог откроет, того и поставь, так как у нас нет ни одного подобного тебе разумом и достойного царского венца.

Тогда царь, обратившись к архиепископу, сказал:

— Это дело твое, честный отец и наш учитель! Вот перед твоим лицом все князья, вельможи, воины, малые и большие, кого ты хочешь, призови и во имя Господа нашего Иисуса Христа помажь на царство, мы же все, пришедшие из Ефиопии, если Бог благоволит, желали бы возвратиться к себе.

Святой архиепископ отвечал:

— Хорошо ты предусмотрел, благочестивый царь: как твое сердце находится во власти Божией, так и слово твое дано тебе от Бога. Хорошо всегда о всяком деле сначала вопрошать Отца Небесного, Который на небе, и как Он велит, так и делать.

Сказав это, блаженный встал со своего места, немного отошел от них и, обратись на восток, опустился на колена. Возведя глаза и ум на небо и воздев руки кверху, он усердно и долго молился, чтобы Бог, знающий жизнь и мысли каждого, указал им достойного на царство мужа. Во время молитвы архиепископа, вдруг невидимая сила Господня подняла на воздух некоего мужа, по имени Аврамий, и поставила его перед царем Елезвоем. Все с ужасом долго восклицали:

— Господи, помилуй!

Архиепископ же сказал:

— Вот, кого вы требовали помазать на царство, его и оставьте здесь царем, мы будем с ним единомысленны, и Бог нам поможет во всем.

И великая радость была у всех о таковом Божием усмотрении. После этого царь Елезвой взял явленного Богом мужа Аврамия, повел его в храм Пресвятыя Троицы, который находился в царствующем городе Афаре, надел на него царскую порфиру[29] и возложил на главу его диадему[30], затем святым Григорием было совершено над ним помазание и принесена была бескровная жертва за царей и всех людей, и оба царя причастились Божественных Тайн из рук архиепископа. По окончании торжества, все присутствовавшие восклицали:

— Многая лета Елезвою, царю ефиопскому! И Аврамию, Христолюбивому царю Омиритскому, многая лета!

И снова обоим вместе повторили:

— Елезвою и Аврамию, благочестивым и Боголюбивым царям многая лета!

И пели многолетие по три раза. Потом все возгласили:

— Григорию, святейшему архиепископу нашему, наставнику и учителю, мирные, здравые и многие лета, всему христианскому воинству и всем верующим людям многие лета!

Затем, войдя в царские палаты, все веселились и пировали, радуясь о Господе Боге Спасителе своем и о благочестивых царях своих.

Елезвой оставался еще тридцать дней в Омиритской земле, поучая и наставляя нового царя благочестно и справедливо устроять и управлять царством и во всем слушаться святейшего архиепископа Григория, своего отца духовного. Избрав из ефиопского войска 15 тысяч храбрых мужей, Елезвой оставил их новому царю для помощи и защиты царства, и возвратился в Ефиопию. Здесь, спустя немного времени, оставив свое земное царство, он удалился в пустыню, где близ одного монастыря затворился в темной келии и не выходил из нее до самой смерти, принимая пищу через окно от живущих там монахов, и еще долго пожив суровою жизнью подвижника, отошел в Царство Небесное[31]. Столь знатный и богатый царь такой оставил всем пример смирения и добровольной нищеты! По его смерти был рассказан монахами такой случай. Один юный брат, посылаемый из монастыря на послушание, часто заходил в харчевню, где, упиваясь вином, впадал в грех нечистой плотской страсти. И вот, однажды, совершив обычный грех и возвращаясь через пустыню в монастырь, он зашел в непроходимое место, и здесь устремился на него большой змей, чтобы ужалить. Инок бросился бежать и уклонялся туда и сюда, желая избавиться от змея, но змей быстро настигал его. Когда же инок, наконец, был так стеснен, что уже бежать было некуда, змей устремился, чтобы пожрать его, но тут инок, вспомнив о блаженном царе Елезвое, обратился к змею и сказал:

— Молитвами праведного и святейшего Елезвоя — отойди от меня.

Змей, как бы устыдившись святого имени Елезвоя, остановился и, Божиим повелением, получив человеческий голос, сказал иноку:

— Как я могу тебя пощадить, когда Ангел Божий явился мне и повелел съесть тебя за твою нечистоту и грехи, так как ты, дав обет работать Господу в чистоте, оскверняешь грехом свое тело и тем прогневляешь Святого Духа.

Инок, услышав змея, говорившего человеческим голосом и обличавшего его дела, оставался безмолвным, трепеща и с клятвою умоляя змея пощадить его. Змей сказал ему.

— Зачем ты заклинаешь меня? Ты сам прежде поклянись мне, что больше не исполнишь своего плотского желания, и тогда я оставлю тебя.

Инок стал клясться, говоря:

— Клянусь Богом, живущим на небе и молитвами честного царя Елезвоя, что не прогневаю больше Господа моего, Которого ныне я прогневал плотскою нечистотою.

Как только инок произнес это, внезапно огонь упал с неба и попалил перед ним змея. Объятый страхом и трепетом, пошел инок в свой монастырь, и уже больше не грешил, но окончил свою жизнь в чистом покаянии.

Во время царствования благочестивого царя Аврамия, архиепископ Григорий, поставив во многих городах епископов, мужей ученых и красноречивых, посоветовал царю, чтобы тот иудеям и язычникам, находившимся в его стране, повелевал креститься или, в противном случае, предавал их смертной казни. По издании царского повеления об этом, множество евреев и язычников с женами и чадами из боязни смерти стали приступать к святому крещению. Тогда старейшие и искуснейшие в законе евреи, собравшись ото всех городов, составили тайное собрание, совещаясь, что им предпринять, и рассуждали между собою:

— Если мы не крестимся, то, по приказанию царя, будем убиты и мы и наши жены и дети.

Одни из них говорили:

— Чтобы не умереть нам преждевременною смертью — исполним волю царскую, но втайне будем держаться веры нашей.

Другие же советовали не лицемерно, но явно держаться своего еврейского закона, чтобы, избежав человеческой руки (как говорили они), не впасть в руки Отмстителя — Бога и, еще хуже, не погибнуть. Некоторые возражали:

— Мы видим, что Бог наш не требует нас к этому подвигу, ибо благочестивого царя нашего Дунаана и все войско его он предал в руки Елезвоя, а что нам делать, мы не знаем.

Иные говорили:

— Если мы желаем и сохранить наш закон и остаться невредимыми, то уйдем тайно по одному из этой страны, каждый взяв свое, дабы с телом не погубить и своей души.

Другие возражали:

— Если мы пожелаем убежать, то нас увидят христиане и смертью погубят.

И все недоумевали, что им делать. Был же среди них один мудрейший законоучитель, по имени Ерван, знавший весь Ветхий Завет и весьма красноречивый, он сказал им:

— Все вы напрасно говорите, и тем, что вы предлагаете, нельзя воспользоваться, если же желаете послушать меня, то пойдемте вместе со мною к царю и архиепископу Григорию и скажем, чтобы они назначили от себя учителей, каких хотят, для состязания с нами в вере и законе. Если они одолеют нас, то мы добровольно сделаемся христианами, если же будут обличены в своих заблуждениях, то сами увидят, что несправедливо побуждают нас отступить от нашего закона. Испытаем их и узнаем, какова их вера? Если истинная, то уверуем, что Мессия уже пришел, а мы того не знали. Если же окажется ложной их вера, то нам станет ясно, что мы умираем для Бога и с усердием примем смерть.

Когда Ерван это произнес, то все убоялись и сказали:

— Мы видим, что ты помогаешь христианам, разве ты не знаешь, что наша вера истинная: как мы оставим ее?

Ерван отвечал:

— Ни одного лукавого слова я не сказал вам, братия, но знайте, что так или иначе вы принуждены будете креститься. Если вы не послушаете меня, то я невиновен буду перед каждым из вас, так как, если и не испытаете через прение веру их, то все же вы должны будете принять ее без испытания и поступите так, как они велят, если же вы не примете их веры, то они убьют вас.

Все, услышав это, послушались Ервана, и, написав прошение, отослали его царю. Царь, прочитав его, сильно разгневался и уже хотел всех их предать смерти, но удержался, не желая ничего предпринимать без совета Григория, которому и отдал прошение. Блаженный, прочитав его, сказал:

— Хорошо и похвально говорят иудеи, что лучше веровать добровольно, по убеждению, чем насильно. Оставь их царь, пусть они сначала поспорят с нами, а потом, как хочешь, так и поступай с ними.

Царь соизволил на совет святителя, и евреям дано было на приготовление к прению сорок дней, чтобы они нашли у себя учителей, каких пожелают, и без боязни приходили на прения. По истечении срока, собралось бесчисленное множество евреев, имея с собою немало мудрейших раввинов[32], сведущих в законе и приготовившихся к прениям. Прения о вере состоялись в столичном городе Афаре, в присутствии царя со всем его синклитом, архиепископа со всем церковным клиром и многочисленного христианского народа, пришедшего послушать прения. На него явились и евреи со своими книжниками, учеными и учителями. Иудеи поставили перед епископом Ервана, как главного оратора, хорошо знающего закон и пророческие книги и искусного в философии. Когда, по данному знаку, наступило молчание, началось собеседование и прения между архиепископом и Ерваном[33].

Сущность прений была такова:

После долгого молчания, во время которого все приготовились внимать беседе, святой архиепископ Григорий начал говорить мудрому еврейскому учителю Ервану и всему их собранию так:

— Когда прошла ночь и воссияло Солнце Правды, зачем вы препираетесь, противясь Его Свету и не веруя в Него?

Ерван сказал:

— Если Солнце Правды воссияло, и мы противимся, как ты говоришь, свету Его, веруя в истинного Бога, то тем более вы, как язычники, содержащие чуждое учение, противитесь свету правды, укоряя Божественный закон, данный нам от Бога.

Архиепископ отвечал:

— Мы от язычников, но чье мы — создание и творение?

Ерван отвечал:

— Явно, что — Божие создание и творение. Архиепископ сказал:

— Если же мы, как и вы, творения Божии, то какое же большее превосходство приобрели вы, чем мы?

Ерван возразил:

— То, которое имеем сравнительно с египтянами.

— Хорошо, что ты вспомнил о египтянах, — отвечал архиепископ, — покажи же свое превосходство перед ними!

Ерван сказал:

— Разве ты не читал о великих чудесах в Египетской земле, в Чермном море, в пустыне, которые Бог творил через Моисея, по выходе Израиля: потопил египтян, а Израиля спас?

Архиепископ отвечал:

— Никакого нет различия между вами и египтянами, ибо их Бог потопил в море, а вас за вашу злобу погубил на земле. Перейдя Чермное море, как посуху, вы потонули на пристани, в страданиях окончив жизнь в пустыне, ибо больше чем из шести сот тысяч людей только двое — Халев и Иисус Навин удостоились видеть обетованную землю[34]. Чем же вас Бог почтил перед египтянами?

Ерван спросил:

— А кому послал Бог в пустыне манну? Архиепископ сказал:

— А тебе что лучше кажется: мясо, которое вы ели в Египте, или манна, посланная в пустыне?

Ерван отвечал:

— Ясно, что манна лучше.

Архиепископ возразил:

— Зачем же вы обратились мыслию назад, пожелав свиного мяса в котлах и чесночного луку и всякой египетской пищи (Чис. 11:5), а манну возненавидели?

После этого начались прения о Пресвятой Троице.

Ерван говорил:

— Каким образом христиане исповедают трех Богов: Отца, Сына и Святого Духа, когда Бог сказал при Синае: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть, и кроме Его нет иного Бога» (Втор. 6:4). Противно закону следовательно поступают христиане, почитая не Единого Бога, а Трех?

Архиепископ, возражая, говорил, что Единого Бога мы почитаем, Творца всех, только в трех Лицах — Отца, Сына и Св. Духа, во едином же Божестве, и в доказательство приводил сии слова Давила. «Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его — все воинство их» (Пс. 32:6). Смысл этого изречения, — изъяснял Григорий, — таковой: Господь есть Бог Отец, Слово Его есть Бог Сын, Дух уст Его — есть Бог Дух Святой: так открываются три Божественные Лица, Божество же едино, ибо Сын и Дух соестествен, собезначален, соприсносущен и сопрестолен Отцу. Также о кресте и смерти Господа, приводились святым Григорием против евреев ветхозаветные писания, пророчества и предсказания, как-то: «и будет жизнь твоя висеть пред очами твоими» (Втор. 28:66): придет и вложит ядовитое древо в пищу его (Иер. 11:19), — и о том, что ковчег Ноя был прообразом креста, о саде Савека, в котором агнец заменил при жертвоприношении Исаака (Быт. 22:13), о жезле Иосифа, на конец коего поклонился Иаков (Быт. 47:31), о крестообразном благословении Иаковом сыновей Иосифа (Быт. 48:13-15), о жезле Моисея, разделившем море (Исх. 14:11-29), о поднятии рук вверх Моисеем для победы над амаликитянами (Исх. 17:8-14), о медном змее, повешенном в пустыне (Числ. 21:4-9), о древе, усладившем горькие воды в Мерре (Исх. 15:22-26) и многие другие таинственные предсказания, находящиеся в законе. И продолжались прения до вечера, каждая из обеих сторон сильно спорила, и одна другой давала возражения, однако победителем во всех рассуждениях явился архиепископ, потому что через него говорил Святой Дух, как сказано в Писании: «Ибо не вы говорите, но Дух Отца вашего говорит в вас» (Мф. 10:20). Так как настал вечер, а прения еще не окончились, то царь встал со своего седалища, также и архиепископ, и собрание разошлось, отложив беседу до утра. Евреи же окружили Ервана, радуясь, обнимая и целуя его, восхваляя за то, что он достаточно сильно возражал против христиан. На это Ерван говорил им:

— Молитесь, чтобы Истинный Бог помог нам, так как вы сами видите, какой архиепископ хитрый человек, и как трудно одолеть его.

Они же ободряли его, чтобы он без боязни и смело говорил с ним. Утром снова собралось собрание, и когда царь и архиепископ явились и пришли также евреи с Ерваном, тогда вновь начались прения, но ни в тот день, ни в третий, ни в четвертый, ни даже и пятый — прения не были окончены. Во все эти дни на прениях присутствовал царь со всем синклитом, с удовольствием слушая говорящих и радуясь о Богом дарованных премудрости и разуме святейшего архиепископа своего. И действительно, было что слушать и о чем помнить, когда толковались многие пророческие изречения и изъяснялись многие таинственные места Писания. В беседе о воплощении Иисуса Христа и о Пречистой Деве, архиепископом приводились слова пророка Исаии: «се, Дева во чреве зачнет, и родит Сына» (Ис. 7:14). На возражение Ервана, что Мария родила только простого человека, а не Бога, архиепископ отвечал такими словами: «и нарекут имя Ему: Еммануил, что значит: с нами Бог» (Мф. 1:23).

Ерван говорил:

— Как женское чрево вместило страшное величие Божества?

Архиепископ отвечал:

— Так же, как жилище Авраама вместило Бога под Мамврийским дубом, когда Он пришел вкусить с Авраамом (Быт. 18).

Ерван возразил:

— Как же огонь Божества не сжег женское тело?

Архиепископ отвечал:

— Как огонь не сжег купины в Синае (Исх. 3:2-4), так и Божество не повредило девственной утробы: Дева родила, и Девою пребыла.

Ерван возразил:

— Рождение от Девы было призрачное, а не на самом деле, потому что невозможно, чтобы при рождении не повредиться утробе, и ясно для всех, что это неверно.

Архиепископ отвечал:

— В то время, когда Аввакум вошел к Даниилу в львиный ров, а двери рва были заперты и запечатаны печатью, скажи мне, как он вошел и вышел, не отворив дверей, и не повредив печатей? (Дан. 14:30-40.)

По окончании прений, на третий день, Ерван покушался бежать, но прочно евреи удерживали его, говоря:

— Если ты оставишь нас, мы все погибнем. Останься еще, всячески возражая, — неужели Бог не поможет нам? Если же мы и будем побеждены в прении, то имеем другие способы сопротивления, в которых нас не смогут победить.

Когда Ерван начал во время прения укорять христиан в том, что они поклоняются иконам, и стал называть иконы — идолами, а кланяющихся им — идолопоклонниками и противниками Божьего закона, и говорил, что Бог заповедал не делать кумиров и всякого подобия[35], — тогда архиепископ спросил его:

— Когда во дни Ноя был потоп, каким образом он спасся?

Ерван отвечал:

— Ковчегом, сделанным из дерева.

Архиепископ возразил:

— Мог ли Бог без ковчега спасти Ноя от потопа, или не мог, как ты думаешь?

Ерван отвечал:

— Думаю, что мог, потому что сказано, что у Бога все возможно.

Архиепископ возразил:

— А если Бог мог, то зачем же потребовался ковчег для спасения праведного? Не следует ли из этого, чтобы Ной за свое спасение принес благодарение ковчегу, а не Богу?

Ерван отвечал:

— Нет — подобает воздавать хвалу Богу, а не бездушному творению.

Архиепископ сказал:

— Однако ты веруешь, что бездушным творением — ковчегом устроил Бог спасение Ною. Так и нам Бог ниспосылает через эти видимые иконы благодать Свою, ибо, хотя они и бездушны, однако назначены для нашего спасения. Взирая на иконы, мы возносимся умом к первообразному и подъемлемся на Богоугодную ревность: изображаем же мы не идола, а Господа Иисуса Христа по человечеству, а не по Божеству, которое неописуемо. И как Ной о своем спасении в ковчеге принес благодарение Богу, создав жертвенник, так и мы благодарим Христа Бога, написуя образ Его, чтобы плотским созерцанием Его избавляться от мысленного потопа. Мы как бы другим ковчегом признаем Его человечество, через которое Он понес наши грехи, и, освятив нас Своим Божеством, вознес на небо. Того, Кто был зрим телесными очами, мы пишем красками, изображая пречистое подобие Его человечества, и, под видом телесного подобия, поклоняемся вместе и Божеству Его, и почитаем в Нем, подобающим поклонением, равно Отца и Святого Духа.

Ерван же, продолжая хулить святые иконы, говорил:

— Удивляюсь я вашим христианским басням, гласящим, что Бог посылает Свою благодать иконам, написанным на стенах и досках, никогда не ходившим и не говорившим.

Архиепископ в опровержение спросил:

— Скажи мне, Ерван, зачем Бог дал милоти[36] Илии Свою благодать, которой не дал Елиссею, и предпочел бездушную милоть живому пророку, так как пророк не мог сам перейти через Иордан, но разделил воды милотью и прошел посуху, и какого чуда не мог совершить Елиссей, то могла сделать бездушная милоть (4 Цар.2:13-15). Почему не Моисею, совершавшему чудеса в Египетской земле, но его жезлу Бог даровал чудодейственную силу, и превратил им воду в кровь, разделил море и совершил многие другие, страшные и славные чудеса? Кроме того скиния[37], ковчег Завета[38], золотая стамна[39] с манною[40], скрижали и жезл Ааронов, жертвенник, кадильница и семисвещник все они не имели ли Божией благодати, хотя и были мертвыми, сделанными из видимых и осязаемых вещей человеческими руками? Однако осеняемы были Божией славой, наполняемы и окружаемы облаком и недоступны были никому, кроме священников и левитов, и никто не мог касаться их, так как они были Божественны и святы. Если же так было в Ветхом Завете, то зачем удивляться в Новом Завете благодати, подаваемой святым иконам?

Ерван снова возразил:

— В псалмах сказано: «А их идолы — серебро и золото, дело рук человеческих» (Пс. 113:12): поэтому и иконы ваши суть идолы, ибо сделаны руками человеческими.

Архиепископ возразил:

— Я ничего не возражаю против того, что идолы язычников, незнающих Бога — суть идолы, так как они являются подобием тех, которые безбожно во всяких сквернах провели жизнь: волхвы, чародеи, убийцы, любодеи, и все они от такой жизни погибли злою смертию; на память о них некоторые и сделали идолов, а последующий род, прельщенный и ослепленный сатаною, обратил их в богов и кланяется им. Вы то же делали, поклоняясь истуканам, приносили им в жертву сыновей и дочерей, проливали неповинную кровь, кровь ваших сыновей и дочерей, которых приносили в жертву ханаанским истуканам, которые суть идолы. А что мы теперь пишем изображения святых Божиих, то это не идолы, а честные иконы. Мы напишем образ тех, которые знали Бога, веровали в Него, угодили Ему правдою, были мужами честными, святыми и возлюбленными Богом, и совершили Божиею благодатью множество чудес. Они воскрешали мертвых, исцеляли больных, слепых, хромых, расслабленных, очищали прокаженных, изгоняли бесов, кончина их была честна и память вечна и славна: «Дорога в очах Господних смерть святых Его! память во век не поколеблется; в вечной памяти будет праведник» (Пс. 115:6; Пс. 111:6).

Когда Ерван опять так злословил, что иконы ничем не отличаются от идолов, архиепископ сказал:

— Твоя одежда, Ерван, и скиния, обе сделаны из шерсти и льна, а равную ли они имеют силу? Твой жезл и жезл Аарона прозябший имеют ли одинаковую честь? Кувшин, — который дома у тебя и стамна (сосуд) с манной — равны ли они? Ящик, в который ты кладешь потребное для тела, и ковчег Завета — равную ли имеют славу? Огонь и елей, который ты возжигаешь в доме для освещения, сравнишь ли ты с золотым семисвещником? Дом, в котором живешь, и храм, построенный Соломоном, — уподобишь ли один другому? Никоим образом, но несравненно больше почитаешь все это, потому что на тех пребывала иногда Божественная благодать. Таким образом уразумей и то, что иное есть идол — образ скверного лица, низверженного в ад, и иное есть икона святого угодника Божия, от которой изливается нам Божественная благодать Господня по молитвам на ней изображенного.

Ерван говорил и об ангелах, что они бесплотны, как написано: «творит ангелами Своими духов» (Пс. 103:4), и что, тем не менее, христиане, не стыдясь, пишут их на иконах, придавая бесплотным духам плотское изображение. На это архиепископ отвечал:

— Ты не знаешь, что говоришь, ибо мы от вас же самих научились писать ангелов.

Ерван возразил:

— Никогда у нас не было этого.

Архиепископ спросил:

— Ты изучил весь Ветхий Завет и не узнал этого?

Ерван возразил:

— Клянусь Господом, что не знаю, чтобы когда-нибудь у нас были написаны и почитаемы изображения ангелов!

Архиепископ сказал на это:

— По истине, вы начали это дело: когда Соломон построил храм Богу, то не сделал ли над святилищем херувимов славы, осеняющих алтарь? А также и над первыми дверями святилища и над вторыми не поставил ли херувимов? Да и в скинии, устроенной Моисеем — разве не было изображений херувимов над ковчегом Завета, а также и на завесах не вышиты ли были лица херувимов, и все эти изображения ангелов не были ли вместе со скиниею и храмом чтимы вами? Если же вы, изобразив бестелесные существа, почтили их, то зачем укоряете нас, изображающих и почитающих лиц тех святых, которые во плоти угодили Богу?

Это и многое сему подобное говорилось в четвертый день прений, когда же наступил вечер, и царь с архиепископом встали со своих мест, то собрание разошлось, в ожидании, что утром прения будут окончены и возможно будет видеть торжество победителя. Евреи радовались за Ервана, что он хорошо отвечал и задавал вопросы архиепископу, и, ободряя его, говорили ему:

— Ты хорошо подвизаешься, не бойся, но еще крепче стой, ибо мы видим, что Бог с тобой, не страшись сердцем, так как, видно, царь вас обоих с удовольствием слушает.

Ерван же отвечал к ним:

— Братия, тот муж, как я вижу, много превосходит меня разумом и искусством говорить, и мне невозможно победить его, вы сами слышали, как все мои рассуждения, опровергнув и посрамив, он сделал ничтожными.

Утром же очень рано, когда мудрейшие евреи вновь пришли к Ервану, он сказал им:

— Братия, по правде вам скажу, что я буду побежден архиепископом, потому что ночью в видении я увидел Моисея и Иисуса, о Котором у нас был спор. Я видел их как бы стоящих на кровле какого-то святилища и беседующих, и я видел Моисея кланяющимся Иисусу и держащим свои руки пригнутыми к груди, как бы имея их связанными, и со страхом предстоящим перед Иисусом, как перед своим Господом Богом. Я изумился этому и, когда открылись уста мои, сказал:

— Господине, Моисей, хорошо ли то, что ты делаешь?

Он же, обратившись, остановил меня, говоря:

— Перестань, не грешу я, поклоняясь моему Владыке, так как я не из подобных тебе и исповедаю моего Творца и Господа. Зачем ты затрудняешь праведного архиепископа, противясь истине? В наступающий же день ты будешь побежден им и поклонишься, как и я, Господу Иисусу Христу.

— Это я видел, братия, а что значит, не знаю, однако я буду продолжать возражать архиепископу, настаивая на нашем законе до тех пор, пока Сам Бог устроит так, как захочет.

Многие, услышав это, усомнились и были в недоумении. Когда же настал день и устроился собор, явился царь с синклитом, архиепископ с клиром, и стеклось множество народа, — предстал и Ерван с помогавшими ему законоучителями, и опять начались прения, как и в прежние дни. Один ученый нотарий[41] архиепископа, которого он привел с собою из Александрии, будучи скорописцем, присутствуя там, записывал все речи, произносимые и архиепископом и Ерваном. При помощи Святого Духа, действовавшего в устах архиепископа, сторона противных побеждалась, наша же о Господе препобеждала. Архиепископ во всех рассуждениях являлся победителем, а Ерван ослабевал, ослабевали и помогавшие ему еврейские законоучители, однако злоба ослепила их, ушами они плохо слышали, и глаза их закрыты были от истины. И нужно было, чтобы после слов святителя последовала сила веры и чудо, которое бы обличило ожесточенных злобою и устыдило бы неверие их, что действительно и случилось следующим образом.

Когда Ерван в прениях уже окончательно побеждал, то вскричал:

— Зачем мы теряем время в долгих рассуждениях! Я разрешу эти прения. Если хочешь, архиепископ, чтобы я веровал в Иисуса, что Он Истинный Бог, покажи мне Его живого, чтобы я видел Его, говорил с Ним, и тогда я признаю, что вы христиане одолели и победили нас.

Когда Ерван сказал это, собрание евреев закричало:

— Умоляем тебя, учитель, не прельщайся, чтобы тебе не стать христианином, мужайся больше и крепись в истине, ты же знаешь, что нет ничего более истинного, как Единый Бог отцов наших.

Ерван с гневом сказал им:

— Что вы говорите пустое? Слышите, если Он уверит меня, что Тот, о Котором предсказали пророки, существует, то чего же еще хотите ожидать?

Архиепископ, видя, что он говорит искренно, а не льстиво, сказал ему:

— Ерван, великое ты вносишь искушение и выше сил твое прошение, потому что ты просишь не людей, но Бога, однако для того, чтобы уверовал ты и находящиеся с тобою, и чтобы утвердились сердца верующих, Бог силен и это сотворить. Только скажи окончательно, как ты желаешь, чтобы я уверил тебя?

Ерван отвечал:

— Умоли твоего Владыку, если Он есть на небе, как ты говоришь. — пусть сойдет сюда и явится мне, чтобы я беседовал с Ним, и клянусь Господом, что тотчас уверую в Него и крещусь.

Когда Ерван произнес это, то все множество евреев закричало:

— Действительно, архиепископ, докажи нам на деле истинность слов твоих, покажи нам твоего Христа, чтобы мы, не имея что отвечать, со страхом уверовали в Него.

И все с криками пристали к святому Григорию, чтобы он показал им Христа осязательно, если Он жив по Своем распятии и смерти. Потом евреи стали говорить между собою:

— Если архиепископ покажет нам Христа своего, то что нам делать? Горе нам, против желания мы должны будем сделаться христианами.

Другие же говорили:

— Если он покажет Христа, то почему не уверовать в Него?

Некоторые же так говорили:

— Как возможно показать Того, Кто, как убитый человек, умер, и столько лет прошло со дня Его смерти? Где же найдется тело и дух Его, когда все кости и жилы в гробе давно рассыпались?

Архиепископ, рассуждая о важности дела и вида их сильное настояние, всею душою своею положился на Господа и размышлял про себя, что если он не умолит Владыку Христа об исполнении просьбы их, то тогда сильно восторжествует сторона противная, евреи явятся победителями, а христиане как бы побежденными, и будут враги насмехаться и поносить христиан. И с надеждою сказал еврейскому сонмищу:

— Если пожелает Христос, то я буду иметь возможность показать Его вам. Но вы хорошо знаете, что если я вам покажу Его и вы не пожелаете уверовать в Него, то тотчас меч погубит всех вас, если же я, по недостоинству своему, не возмогу показать вам Господа Своего, то дальше поступайте по своей воле.

Евреи, услышав это, сделались печальными и вместе с тем радостными: печальными потому, что боялись, что если он им покажет Христа, то они должны будут, против желания, веровать в Него; радостными же — в надежде, что он не покажет Христа им, и тогда они свободно останутся в своей вере. Но приятны были слова архиепископа Ервану и с ним находящимся мудрейшим законоучителям, они говорили между собою:

— Невозможно, чтобы человек, убитый нашими отцами, умерший и запечатанный во гробе, украденный своими учениками, спустя 500 лет мог быть живым.

Святой Григорий, зная слова Господа, сказанные в Евангелии: "если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда»: и перейдет; и ничего не будет невозможного для вас" (Мф 17:20), и храня их в уме, имея притом непоколебимую веру в Бога и крепко уповая на Него, встал со своего места и отошел немного — на более удобное для молитвы место. Царь же со всем народом изумлялся и дивился такому великому дерзновению к Богу и вере архиепископа, что он осмеливается на такое страшное дело, и со страхом ожидали, что произойдет. Святитель, отойдя немного от собрания, осенил себя крестным знамением и стал на молитву. Смиренно преклонив колена и весь устремившись к небу, он долго и громко молился во всеуслышание всех присутствовавших, вспоминая все тайны воплощения Бога Слова и всю жизнь Христа среди людей, начиная с Рождества — до вольных страданий, Креста, смерти, тридневного Воскресения и Вознесения на Небо. И наконец сказал:

— Яви Себя, Владыко, живым этим окаменелым и ослепленным злобою людям, яви ради Твоего Святого Имени, и пусть они глазами увидят Твое животворное человечество, в Которое Ты облекся нас ради, и с Которым вознесся на небо, чтобы, увидев Тебя, они уверовали в Тебя Истинного Бога и в пославшего Тебя — Отца и Святого Духа.

Когда он оканчивал молитву, и все со вниманием смотрели на него, вдруг сделалось землетрясение и послышался гром страшный с востока, так что поколебалась земля, и все упали от страха. Когда же все, оправившись от страха, понемногу встали и подняли глаза к востоку, то увидели, что разверзлось небо и светлое облако с огненным пламенем и солнечными лучами спускалось оттуда на землю. Среди облака виден был Муж, прекраснейший всех сынов человеческих, Господь наш Иисус Христос, невыразимо сияющий лицом и светящий молниевидными одеждами. Особенным движением, ступая по облаку, Он приближался к земле и стал вверху против архиепископа на облаке, привлекая глаза и сердца всех к Себе Своею красотою, которую язык высказать не может. От страха Его славы, на которую смотреть невыносимо, как некогда на Фаворе ученики, так пали все ниц на землю — и царь с вельможами, и весь народ от мала до велика, иудеи же, объятые великим трепетом, бросаясь туда и сюда, устремились бежать, так как озарение Божественного света опалило их, и слава Господа, видеть которую они не могли, великим страхом охватила их. Но не могли они ни бежать, ни даже двинуться с места, потому что невидимая сила держала их. Архиепископ же, укрепленный свыше, громко воззвал к Ервану:

— Ерван, вот Тот, о Ком много словесных сказаний ты слышал, смотри на Него и уверуй, что Един Свят, Един Господь, Иисус Христос в славу Бога Отца, аминь.

Ерван же помертвел и не мог ничего ответить. И слышен был глас Господень:

— Ради молитвы епископа исцеляет вас Распятый вашими отцами.

Услышав этот глас, все еще более затрепетали и упали на землю, объятые ужасом. И как некогда Савл, по пути в Дамаск, когда его облистал свет с неба и раздался голос свыше, упал на землю и с открытыми глазами ничего не видел (Деян. 9:3-8), так ослепли и они, хотя глаза их были открыты, однако они ничего не видели, а только скорбели и горько рыдали. После совершившегося, слышен был перед лицом Господним какой-то Божественный шум и светлое облако, бывшее под стопами Господа, скрыло Его от глаз всех, оно постепенно сгущалось со всех сторон в след Его, когда Он поднимался выше, до тех пор, пока Божественная слава не исчезла в небе и все виденное не скрылось от глаз. Царь и все христиане дерзновенно долгое время в след Господа взывали:

— Господи, помилуй!

Честный же архиепископ лежал лицом на земле, со слезами вознося за людей моление Господу. После этого все собравшиеся на собор - царь с синклитом и народ - стали почитать архиепископа Григория с особенным уважением и благоговением, изумляясь его святости и силе молитвы. Евреи же спрашивали друг друга:

— Брат, видишь ли что-нибудь?

И отвечал каждый:

— Ничего не вижу.

И все воскликнули к Ервану:

— Учитель, что нам делать?

Ерван отвечал:

— Одни ли вы ослепли, увидев Бога христианского, или христиане также пострадали?

Христиане, слыша это, сказали:

— Мы, благодатью Христа, хорошо видим, и наши глаза теперь здоровее, чем были, вы же одни слепы за ваше неверие. «Боже отмщений, Господи, Боже отмщений, яви Себя» (Пс. 93:1), Он уничтожил зрение ваше, так как вы, будучи недостойными, видели Его.

Тогда Ерван со всеми евреями стал умолять со слезами архиепископа, чтобы он исцелил их ослепленные глаза и преподал святое крещение. Архиепископ спросил их: искренно ли они веруют в Господа Иисуса Христа? И все засвидетельствовали, что веруют с убеждением. Сейчас же архиепископ и бывшие с ним епископы и пресвитеры огласили их и приступили к совершению таинства крещения. Когда евреи входили в святую купель[42], тотчас с глаз их отпадала как бы некая чешуя, и все прозревали и телесными и духовными очами, «сердцем веруют к праведности, устами же своими, Господа нашего Иисуса Христа, исповедуют к спасению» (Рим. 10:10), и все были крещены во имя Отца и Сына и Святого Духа, начиная с Ервана, у коего сам царь был восприемником от купели и которому дано было в святом крещении имя — Лев, царь присоединил его к своему синклиту, сделав его патрицием[43], как человека умного и достойного чести. Ерван сильно раскаивался в своем первоначальном заблуждении, и с ужасом изумлялся, непрестанно вспоминая в уме явление Господа.

— Как это, — говорил он, — жив Господь Иисус Христос, Которого наши отцы распяли и погребли и Который, как мы думали, мертв?

И со слезами восклицал:

— Господи Иисусе Христе, Сыне Бога Живого! Прости мне, что я согрешил в своем неведении.

Святого же архиепископа Ерван почитал, как ангела Божия, и не желал разлучиться с ним. Так Омиритская страна просветилась светом святой веры: по всем городам и селам были крещены не только иудеи, но и язычники. И была радость великая по всей стране, вместе с людьми и ангелы радовались о таковом обращении и покаянии душ человеческих, и прославляем был Бог, желающий всем людям спасения.

Потом святой архиепископ Григорий посоветовал царю, чтобы он повелел иудеем не жить вместе, но селиться с христианами, дабы они не устраивали тайных собрании и совещаний. Царь издал такой закон:

— Пусть никто из евреев не берет своей дочери мужа из еврейского рода, но чтобы брал в зятья из христиан, и сын еврея — чтобы не брал невесту из еврейских дочерей, но чтобы искал христианскую, если же кто осмелится нарушить закон, тот подлежит усечению мечом.

Архиепископ сделал это для того, чтобы еврейский народ, смешавшись с христианами, через несколько лет совсем забыл древнюю ветхозаветную веру и обычаи. Везде была тишина, полное смирение и благочестие светилось повсюду, царь с архиепископом усердно трудились перед Богом, совершая всенощные славословия Владыке Христу, заботясь о спасении человеческих душ и управляя царством милостиво и правдиво. Благочестивый царь Аврамий, прожив в Омиритской стране 30 лет, умер, извещенный о дне своей смерти святым Григорием, и был с честью погребен в городе Афаре. Немного спустя после смерти царя, святой отец наш Григорий, соблюдя свое стадо, утвердив веру на основании апостолов и пророков и сотворив много знамений и чудес во славу Божию, кончил свою жизнь 19 декабря и с честью положен был в том же городе в усыпальнице великой церкви[44]. Вся Омиритская страна рыдала о нем, а всего более крещеные иудеи, потому что он был отцом добрым и милостивым, приятным для людей и угодным для Бога, перед Которым святой Григорий и предстал в числе других святых иерархов, славя с ними Отца, Сына и Святого Духа, во веки. Аминь.


Святая блаженная мати Матроно, моли Бога о нас!



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 21 авг 2011, 15:40 
Аватара пользователя
Цитата:
*Про почитание икон очень сильно сказано/дд


для своего времени, как поэтич. легенда.
. сейчас такое не прокотит.


---------------------------------------------------



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 21 авг 2011, 17:09 
Аватара пользователя

Автор Темы

Да щаз ничего не прокотит. Современная Таисия тому же Иоанну Колову просто в глаза посмеялась бы и всё. Я вообще не понимаю, что щас котит. Но меня лично это житие очень настраивает. Есть и другие сильные моменты -- но они в сети не набраты -- разве только сканы постить.

Вообще Димитрий Ростовский - в том издании, старом -- это поэзия. А в современных -- справочный материал.

Вот все это житийное, несовременное, отжившие -- это воздух, которым мне хочется дышать. А современная пластмассовая мысль, прагматизм богословский да пересуды -- у меня лично вызывает ощущения -- как пробка в тоннеле. Можно переключить кондей на салон, и спокойно дышать своим выдохом, повторяя "1 кубометр=час жизни одного взрослого человека. У меня в машине 2 куба воздуха". Можно.

Но мне обрыдло. Вот "откровенные рассказы странника", об которые вытерли все кому не лень. А мне нравится. А на вытиральщиков -- не гляжу, их дело.


Святая блаженная мати Матроно, моли Бога о нас!



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 21 авг 2011, 17:52 
Аватара пользователя

Автор Темы

АНДРЕЙ

РУССКIЙ ИСПОВѢДНИКЪ въ КАИРѢ

(Памятъ 4-го iюля)

Монастырь великомученика Георгiя въ "старомъ Каирѣ, (Эски-Масыръ) хотя и рѣдко бываетъ посѣщаемъ путешественниками и даже мѣстными христiанами — арабами ( развѣ только по случаю похоронъ), такъ какъ тамъ находится единственное православное кладбище съ церковью въ честь Успенiя Божiей Матери): однако эта древность все-таки заслуживаетъ вниманiя со стороны любознательнаго археолога — христiанина, какъ по своей древности, такъ и по своей святынѣ, чудотворной иконѣ св. великомученика Георгiя.

Подлѣ церкви этого монастыря въ боковой комнатѣ устроена маленькая часовня, гдѣ поставлена древняя икона великомученика Георгiя, имени котораго посвященъ и самый монастырь. Какъ христiане, такъ нерѣдко и мусульмане, въ этотъ монастырь къ завѣтной святынѣ приводягь своихъ больныхъ, одержимыхъ умопмѣшательствомъ и падучею болѣзнью. Страждущихъ своихъ привязываютъ они цѣпью къ мраморной колоннѣ предъ часовенкою и, послѣ молебна великомученику, оставляютъ ихъ тамъ на нѣсколько дней. Узники изрѣдка приходятъ въ сознанiѣ и поправляются безъ всякихъ лѣкарствъ. Въ томъ же монастырѣ помѣщается и патрiаршая богадѣльня, въ которой Александрiйскiй владыка даетъ убѣжище 12-ти бѣднымъ безпомощнымъ старцамъ и старицамъ изъ мѣстныхъ православныхъ. Этотъ малый, убогiй монастырекъ, устроенный на стѣнахъ древней крѣпостной башни, памятенъ тѣмъ, что въ нѣмъ скромно, ни для кого незамѣтно, подвизался бѣдный нашъ соотечественникъ Андрей, подъ именемъ блаженнаго (мархумъ, евлогименосъ). Это былъ рѣдкiй образецъ христiанскаго смиренiя и неноколебимой твердости въ вѣрѣ. Смиренный рабъ Божiй, изможденный варварскими пытками, онъ никому не повѣдывалъ о прошедшихъ своихъ страданiяхъ: зналъ о нихъ только Господь, за святоѣ имя Котораго онъ страдалъ, да бѣдный священникъ, нашедшiй себѣ прiютъ въ Георгiевской богадѣльнѣ, духовный отецъ покойнаго Андрея, которому онъ сообщилъ нѣкоторые эпизоды изъ страдальческой своей жизни. Таково было смиренiе Андрея! Уже послѣ блаженой его кончины, когда повѣсть о его исповѣдничествѣ сдѣлалась нѣкоторымъ извѣстною, оцѣнили исповѣдника Xристова и подвижника; и вотъ что удалось узнать отъ старца-священника о приснопамятномъ соотечественникѣ нашемъ Андреѣ.

Андрей московъ (русскiй) жилъ лѣть двѣнадцать въ Георгiевскомъ монастырѣ, въ качествѣ призрѣваемаго, умеръ въ 50-хъ г.г. XIX в. и погребенъ на Старокаирскомъ православномъ кладбищѣ. Священникъ зналъ покойнаго года четыре. Неизвѣстно, гдѣ въ Россiи была родина Андрея. Можетъ быть онъ и говорилъ объ этомъ духовному своему отцу, но послѣднiй не помнилъ имени ни губернiи, ни города, ни деревни. Судя по тому, гдѣ и какъ Андрей проданъ былъ въ рабство, — можно полагать, что онъ родился на кавказской линiи, въ какой-нибудь казачьей станицѣ, слѣдовательно происходитъ изъ казачьяго сословiя. Да кажется иначе и быть не могло. Кто не знаетъ, какъ тревожна была жизнь кавказскихъ казачьихъ нашихъ станицъ, особенно лѣть восемьдесять тому назадъ? Казаки наши постоянно были въ схваткахъ съ хiтрыми, воинственными черкесами. Имъ надлежало всякую минуту быть готовыми къ отраженiю вороватыхъ враговъ, которые часто, выбравъ время, нападали на станицу врасплохъ, и въ такихъ случаяхъ оставляли за собою пепелъ, слезы и трупы. Послѣ каждаго набѣга черкесовъ казаки не досчитывали многихъ своихъ дѣтей и даже врослыхъ. Вѣроятно и Андрей, еще юный. неопытный, захваченъ былъ при подобныхъ набѣгахъ, и уведенъ въ горы, а потомъ проданъ на кучерму (судно) турецкаго рыбопромышленника. На кучермѣ привезли его въ Стамбулъ, на рынокъ, и продали за большую цѣну одному египетскому ефенди.

Несчастный Андрей, не понимавшiй ни языка, ни намѣренiй своего господина, положился во всемъ на, волю Божiю. Слыхалъ онъ еще въ родной станицѣ о тяжкомъ рабствѣ плѣнниковъ въ горахъ у черкесовъ, и думая, что не лучшая участь ждетъ его у турокъ, покорился своей судьбѣ, но никакъ не представлялъ, что оть него потребуютъ чего-либо большаго. "Буду я, думалъ онъ, работать бусурману, и въ своей неволѣ искать утѣшенiй у одного Господа; а съ православною вѣрою, въ которой я рожденъ, вскормленъ и выросъ, никто не разлучитъ меня; да кому и нужно заботиться — христiанинъ ли я или жидъ? лишь бы всегда былъ исправенъ въ своей должности".

Но не такъ думалъ фанатикъ-ефенди. Въ бѣломъ рабѣ (что рѣдкость) онъ желалъ имѣть и знакъ своей роскоши, и образецъ истаго мусульманина, а со временемъ, можетъ бытъ, и знатнаго человѣка, если подаритъ его правителю и странѣ. Подобные примѣры въ Турцiи нерѣдки. Встарину не мало было пашей и дажѣ великихъ визирей изъ рабовъ, и преимущественно кавказскаго происхожденiя. Эти рабы, если были христiане, волею-неволею принимали исламизмъ, и сначала вѣрою-правдою служили своему господину, потомъ, если гослодинъ былъ правителемъ какого-либо пашадыка, получали какую-нибудь неважную должность въ его штатѣ, затѣмъ роднились съ семействомъ своего ефенди, и, наконецъ, пользуясь силою богатаго и влiятельнаго сатрапа, выходили въ люди, и иногда достигали высшихъ степеней въ государетвенной службѣ. Рабы у своихъ ефендiевъ — сановниковъ часто занимали и важныя должности, такъ что предъ ними нерѣдко преклонялись другiе низшiе сановники, домогаясь чрсзъ нихъ милостей у высшихъ. По разсчетамъ ли на подобныя выгоды въ будущемъ за, усердную службу, или по малолѣтству, или, наконецъ, изъ страха, всѣ почти невольники — христiане — абиссинцы и кавказцы, весьма цѣнные на базарахъ Стамбула и Каира, какъ только поступали въ семейство покупателя-мусульманина, скоро сами дѣлалисъ мусульманами, и притомъ большею частiю истыми —фанатиками. Войско янычаръ, ядромъ коихъ былн омусульманенные мальчики-христiане, служитъ убѣдительнѣйшимъ тому доказательствомъ.

Та же участь ожидала и русскаго невольника Андрея, по крайней мѣрѣ такъ вѣроятно предполагалъ купившiй его египтянинъ. Нисколько не подозрѣвая въ невольникѣ Андреѣ какихъ-либо рѣлигiозныхъ убѣжденiй и особенной стойкости въ этомъ отношенiи, онъ ввелъ его вь домъ какъ предметъ своей роскоiiш, съ надеждою эту мебель облагородить мусульманствомъ, и вотъ начинается исторiя убѣжденiй, приказанiй, понужденiй и, наконецъ, пытокъ. Андрей былъ уже не отрокъ, понималъ святость своей вѣры, въ которой былъ воспитанъ; ему трудно было разстаться съ своими убѣжденiями. Только православную вѣру считалъ онъ истинною, а на турокъ, какъ прежде, такъ особенно теперь, въ новомъ своемъ положенiи, видя разныя ихъ мерзости, смотрѣлъ какъ на нечистыхъ. Къ тому же и незнанiе языка чужой страны немало способствовало невольнику храншъ свое сокровище неприкосновеннымъ и спасало ѣго отъ нравственной гибели.

Обладатель Андрея въ самомъ началѣ былъ къ нему ласковъ, не обнаруживалъ своего намѣренiя сдѣлать его магометаниномъ. Поэтому. покорный своей долѣ, Андрей, освоившись нѣсколько съ собственнымъ iюложенiемъ и съ привычками господина, терпѣливо несъ бремя своего рабства и благословлялъ Промыслъ, назначившiй ему служить хотя и невѣрному, однако все-таки сносному, не жестокому господину, который, по крайней мѣрѣ, не безпокоилъ, не затрагавалъ святыхъ его вѣрованiй. Единственное горе у него было — о благословенной родинѣ, отъ которой вражья сила навсегда оторвала его. Такъ проходили мѣсяцы за мѣсяцами. Турокъ испытывалъ своего раба и замѣтилъ въ немъ не одну крѣпость тѣла, но и умственныя силы и нравственно-добрыя качества: скромность, безпрекословное послушанiе, рѣдкую честность и трудолюбiе. Ст, этого времени сталъ онъ считать Андрея настоящимъ для себя кладомъ-сокровищемъ, и началъ относительно него строить свои планы. Ефенди былъ человѣкъ семейный, имѣлъ взрослыхъ дочерей, которыхъ необходимо было пристроить, и вотъ теперь остановилъ онъ свое вниманiе на новопрiобрѣтенномъ рабѣ. Рабъ зтотъ былъ не какой-либо тупоумный негръ изъ глубины Африки, а бѣлый и притомъ по происхожденiю русскiй — такая рѣдкость, какою не могли похвалиться и оттоманскiе сераскиры. Андрей въ глазахъ своего господина имѣлъ всѣ достоинства; недоставало только знанiя мѣстнаго языка, и — что всего важнѣе — мусульманства. Отъ отого онъ чуждался образа жизни своихъ господъ, о чемъ-то постоянно тосковалъ, дѣлалъ все машинально, безъ увлеченiя, и никто не замѣчалъ на его лицѣ улыбки съ тѣхъ поръ, какъ онъ появился въ новомъ для него обществѣ, а напротивъ въ нѣкоторыхъ его прiемахъ замѣтно было что-то похожее на презрѣнiе. Ефенди подозрѣвалъ причину такихъ явленiй: рабъ его оставался христiаниномъ, а можетъ ли христiанинъ уважать обычаи мусульманскiе, тѣмъ болѣе сродниться съ ними? и потому рѣшился, во что бы то ни стало, омусульманить Андрея; придумано уже было для нѣго и имя Абдаллы, т.-е. раба Божiя. Фанатикъ приступилъ къ совращенiю своего слуги въ исламъ исподволь, и началъ съ того, что сталъ звать его Абдаллою.

Андрей тотчасъ понялъ, къ чему дѣло клонится, и въ сердцѣ своемъ положилъ непоколебимую рѣшимость хранить святую вѣру отцевъ своихъ, хотя бы это стоило ему жизни. Поэтому, когда призывали Абдаллу, — онъ не отвѣчалъ, какъ бы не понимая, кого зовутъ, и приходилъ только на зовъ, выражаемый христiанскимъ именемъ Андрей. Ефенди увидѣлъ, что не такъ-то легко переработать религiозныя убѣжденiя русскаго, — что это не черный суданскiй негръ безъ всякой религiи, изъ котораго ласками, или угрозами, можно сдѣлать все, и потому принялся за методъ коварныхъ обольщенiй, сталъ многое обѣщать Андрею, завѣрялъ со временемъ отпустить его на волю уже не какъ раба, а какъ родного члена семейства, сулилъ и почести за послушанiе. Въ дѣлѣ совращенiя помогала ему и вся семья, члены которой всячески ласкали своего раба, не обременяли его лишними трудами и утѣшали радостями будущей брачной жизни, даже намекали о невѣстѣ изъ среды семейства, если онъ оставитъ свою вѣру въ Iисуса и сдѣлается магометаниномъ. Безпомощный Андрей видѣлъ всѣ эти козни, возмущался дѣлаемыми ему предложенiями (онъ уже понималъ по-арабски), не восхищался обѣщанiями, которыя въ глазахъ его были однимъ обманомъ, — чувствовалъ, что за увлеченiемъ послѣдовало бы тяжкое разочарованiе, и между тѣмъ потеряннаго уже не было бы возможности возвратить, и въ сердцѣ его осталось бы одно отчаянiе, ничто не утѣшило бы его. Какъ добрый христiанинъ, онъ смотрѣлъ на все, какъ на соблазнъ, на козни, разставленныя для его погибели дiаволомъ. Не имѣя ни опоры, ни добраго друга, онъ находилъ утѣшенiе лишь въ тайной молитвѣ, въ бесѣдѣ съ Богомъ — Покровителемъ угнетенныхъ, улучая для того свободныя минуты ночью, или когда никто не наблюдалъ за нимъ. Однажды, выведенный изъ терпѣнiя предложенiями своего ефенди, онъ прямо объявилъ, что совершеннно покаряется волѣ Божiей, подчиняѣтся выпавшему на его долю жребiю рабствовать на чужбинѣ, и будетъ исполнять рабскiя свои обязанности свято, насколько хватитъ силъ; а что касается до отступничества отъ вѣры христiанской, то совѣтовалъ своему владыкѣ и не думать объ убѣжденiи его, и увѣрялъ, что онъ скорѣе разстанется съ жизнью, чѣмъ измѣнитъ своему Господу — Искупителю.

Такой твердый отпоръ, какого и не предполагалъ ефенди, избалованный безусловнымъ послушанiѣмъ рабовъ и подчиненныхъ, совершенно измѣнилъ прiемы фанатика; изъ господина кроткаго онъ превратился въ тирана-мучителя. Непоколебимый Андрей скоро началъ замѣчать и чувствовать недовольсгво своего властителя. Вмѣсто кроткихъ приказанiй, слышалась ужо дерзкая брань, ласка замѣнилась грубостью, посыпались толчки, проклятiе христiанской вѣры, имя Андрей замѣнено словомъ невѣрная собака. Какъ ни былъ онъ расторопенъ и трудолюбивъ, ничѣмъ не могъ угодить своимъ господамъ; другiе черные рабы, бывшiе у него въ нѣкоторой зависимости, начали постоянно оскорблятъ его. Труды христiанина утроились, — онъ изнемогалъ, не имѣлъ покоя ни днемъ, ни ночыо; мало того: ему назначена была работа самая черная; вмѣсто сносной приличной одежды, онъ долженъ былъ одѣваться въ смрадныя лохмотья, а о пищѣ и говорить нечего, — труженикъ голодалъ, и только послѣ усиленныхъ трудовъ ему, будто собакѣ, бросали кусокъ черстваго хлѣба. Несчастный мученикъ зналъ, за что страдаетъ онъ, слышалъ угрозы, что это только начало истязанiй, если нѣ покорится требованiямъ своего господина; — зналъ все это и, съ твердою надеждою на помощь Божiю, готовился ко всему.

Видя, что ни униженiе, ни изнурительные труды, ни лишенiя не дѣйствуютъ на неподатливаго раба, а напротивъ еще болѣе укрѣпляютъ его въ христiанствѣ, турокъ обратился къ мѣрамъ другого рода. Удары плетью изъ воловьихъ жилъ сыпались на несчастнаго ежедневно, безъ всякой причины; часто не получалъ онъ куска хлѣба по цѣлымъ днямъ; въ жаркiе дни лишали его даже воды, и только тайно ночью удавалось ему утолить свою жажду. Всѣ наблюдали за нимъ, всѣ тѣснили его — оть господина до послѣдняго раба. Но онъ терпѣлъ и оставался непоколебимымъ; на него не дѣйствовали и льстивыя убѣжденiя стариковъ — (маальминъ) мусульманскихъ учителей. Такъ страдалъ несчастный невольникъ около года и своимъ непобѣдимымъ терпѣнiѣмъ побѣдилъ настойчивость тирана. Турокъ, потерялъ надежду достигнуть своей цѣли. Разочарованный, теперь началъ онъ жалѣть уже не о душевной погибели своего раба, а о затраченныхъ на него деньгахъ, и готовъ былъ продать его за сходную цѣну, лишь бы избавиться отъ такого человѣка, который своею примѣрною нравственностью, дивнымъ терпѣнiемъ, кротостью и благочестiемъ посрамилъ и его убѣжденiя, и его надежды, и, наконецъ, его деспотизмъ.

Униженный и оскорбленный своимъ рабомъ, послѣ одной безполезной надъ нимъ пытки, жестокiй деспотъ сидѣлъ за кальяномъ въ кофейнѣ и высказалъ свое горе одному изъ своихъ прiятелей — истому мусульманину.

— Послалъ мнѣ, — говорiггь, — Аллахъ испытанiе въ поганомъ христiанинѣ — рабѣ моемъ московѣ. Я думалъ осчастливить этого недостойнаго гяура и сдѣлать угодное пророку обращенiемъ невѣрнаго на путь правовѣрiя и вотъ бьюсь съ нимъ почти цѣлый годъ, а онъ все болѣе и болѣе упорствуетъ. Чего ни дѣлалъ я съ нимъ? . . и ласкалъ, и одѣвалъ какъ дѣтище, и кормилъ со своого стола, н обѣщалъ принять въ свое семейство какъ родного, — ничто не дѣйствовало. Принимался за крутыя мѣры, отъ которыхъ иной сдался бы дня чрезъ два, а рабъ мой еще болѣе упорствовалъ; билъ его курбачами до изнеможенiя, морилъ голодомъ по цѣлымъ недѣлямъ, кажется, всякой бродячей собакѣ было легче, нежели этому несчастному, а онъ все выносилъ молча, страдалъ какъ бы въ чужомъ тѣлѣ, и, что всего досаднѣе, нимало не ропталъ, — его бьютъ, а онъ молится своему Iисусу, не просить собѣ пощады, и говоритъ одно: ефенди! я готовъ работать тебѣ до смерти, сколько станетъ моихъ силъ, только не пржнуждай меня къ перемѣнѣ святой моей вѣры; напрасно будешь ты безпокоитъ себя, — я не приму магометанства и останусь въ тѣхъ убѣжденiяхъ, которыя наслѣдовалъ отъ моихъ родителей; ихъ молитвы помогаютъ мнѣ. Что же касается до трудолюбiя, честности и смиренiя, такъ это человѣкъ золотой, съ нимъ я никогда не разстался бы. Теперь мнѣ самому иногда дѣлается совѣстно, невыносимо смотрѣть на несчастнаго; мнѣ все кажется, что онъ посмѣивается надъ моими усилiями, да и сосѣди тоже подшучиваютъ надо мною, а прiятель мой мулла въ глаза назвалъ меня дуракомъ, который не сумѣлъ сладить съ презрѣннымъ рабомъ. Послѣ сего мнѣ ничѣго не остается, какъ сбыть съ рукъ хоть за что-нибудь этого ненавистнаго христiанина.

— Видно, ты человѣкъ слабаго характера, не умѣешь взяться за святое дѣло, во славу Божiю. Если хочешь, продай мнѣ твоего раба, и увидишь, какъ я сдѣлаю изъ него самаго ревностнаго мусульманина. Это уже мое дѣло, Аллахъ-керимъ! согласенъ ли?

Ефенди скоро согласился съ нимъ въ цѣнѣ, и несчастный Андрей въ тотъ же день пероведенъ былъ въ другой домъ, къ новому господину, на большую прежней муку.

Вступая въ новый домъ, онъ предчувствовалъ, что теперь только начинается для него истишюс мученiе, что перенесенное имъ до сего времени было, по пословицѣ — цвѣтки, а ягоды еще впереди. Впрочемъ онъ совершенно предался Промыслу Божiю и тайно молилъ Господа укрѣпить его силы на новые подвиги во славу святаго Его имени, и, если угодно Ему, сопричислить его къ лику святыхъ мучениковъ, доля которыхъ предстояла теперь беззащитному. "Все упованiе мое на Тя возлагаю, Мати Божiя, молился онъ, сохрани мя подъ кровомъ Твоимъ"! И дѣйствительно, для него не было другой защиты, кромѣ покрова невидимой Предстатѣльницы предъ Господомъ за гонимыхъ.

Представленный предъ очи новаго звѣронравнаго своего владѣльца, рабъ не встрѣтилъ ни ласки, ни добраго слова, какъ отъ самого господина, такъ и отъ его домочадцевъ. Всѣ смотѣли на него какъ-то злоб-о, съ затаенною ненавистъю. Новый ефенди тотчасъ же заявилъ, что онъ требуетъ отъ своего раба.

— Послушай, невѣрная собака, — привѣтствовалъ онъ Андрея, — я купилъ тебя не для того, чтобы ты училъ меня; нѣтъ, — я буду учить тебя и не позволю тебѣ сквернить мой домъ и моихъ домочадцевъ противною твоею вѣрою. Я сдѣлаю изъ тебя истаго мусульманина, и тогда самъ же ты будешь благословлять меня, узнаешь истинную вѣру, почтишь и пророка Божiя Магомета, — это не Назарянинъ вашъ. Если же будешь упорствовать, какъ упорствовалъ у твоего прежняго благороднаго ефенди, то тебѣ угрожаетъ жестокая, мучительная смерть; я не пожалѣю затраченныхъ на тебя денегь. Таковъ рѣшительный мой приговоръ . . . Посмотримъ, кто избавитъ тебя? Ты мой рабъ и долженъ безпрекословно исполнять всѣ мои требованiя, каковы бы они ни были. Теперь иди и подумай; дѣло тебѣ дадутъ сего же дня!

— Ефендимъ, отвѣчалъ несчастный Андрей, тѣло мое принадлежитъ тебѣ, а душа Богу. Богу угодно, чтобы я окончилъ свою жизнь въ тяжкомъ рабствѣ, — покаряюсь святой Его волѣ и буду работать тебѣ, сколъко могу; одного только прошу у тебя: не насилуй моей совѣсти, оставь мнѣ мое единственное утѣшенiе — мою христiанскую вѣру: ты можешь меня замучить, или лучше мое тѣло, душа же моя все таки будетъ принадлежать одному Богу, Который за временныя мои страданiя наградитъ меня въ жизни будущей; въ втомъ я убѣжденъ, и уповаю, что Господь не оставитъ Своею милостью и помощью несчастнаго раба Своего.

Простая, но твердая рѣчь Андрея убѣдила новаго его господина, что трудно будетъ ему сладить съ такимъ непоколебимымъ христiаниномъ, и что туть ласки, обольщенiя и убѣжденiя не принесутъ ничего кромѣ стыда и нравственнаго пораженiя со стороны столь мужественнаго христiанина. Фанатикъ тогда же рѣшился дѣйствовать энергично, ибо не привыкъ къ противорѣчiямъ.

Покорному Андрею назначены были самыя тяжкiя и черныя работы. У господiша былъ домъ съ большимъ садомъ въ Булукѣ; и вотъ этотъ-то садъ съ утомительною поливкою его порученъ былъ труженику. Андрей работалъ за троихъ, не зналъ покоя ни днемъ, ни ночью, и, при всемъ томъ, не успѣвалъ выполнять свою обязанность, — она была не по силамъ его. За такую неисправность злобный тиранъ сыпалъ на несчастнаго удары щедрою рукою.

Отъ недостатка рабочихъ рукъ, садъ сталъ замѣтно упадать; для ухода за нимъ необходимы были по крайней мѣрѣ три сильныхъ работника, какъ и было прежде: можно ли жо было управиться съ нимъ одиому, нравственно и физически истомленному, несчастному Андрею? Между тѣмъ его обвиняли въ лѣнности и упорствѣ. Страдалецъ переведенъ былъ въ домъ своего господина и скоро понялъ, что лучше было бы ему трудиться въ саду до изнеможенiя, и въ одинъ жаркiй день окончитъ свой труженическiй подвигъ отъ истощенiя подъ какимъ-либо деревомъ. Тамъ мучили его за мнимую неисправность, а здѣсь онъ замѣтилъ совершенно другое, — понялъ, что его казнятъ не за непосильные труды, а хотятъ, во что бы то ни стало, сломить твердыя христiанскiя его убѣжденiя и волею-неволею заставить полюбить исламизмъ — ненавистную ему вѣру магометанскую. Съ перемѣною вѣры Андрею теперь обѣщали всякую всячину, всѣ житейскiя выгоды и мусульманскiя потѣхи, какихъ онъ былъ свидѣтелемъ; но и одна мысль оставитъ свою вѣру и вести жизнь скотскую такъ ужасала его. что у него волосы становились дыбомъ. Онъ понималъ, что святая христiанская вѣра, — единственное утѣшенiе его въ рабствѣ, — относительно образа жизни. говоритъ совершенно противное. Ея голосъ при частой молитвѣ постоянтто напоминалъ ему: теперь тебѣ будетъ хорошо, но что ожидаетъ тебя за гробомъ? иже погубитъ душу свою Мене ради, говоритъ Господь, той спасетъ ю; нѣтъ, думалъ страдалецъ, возьму крестъ мой, и пойду, куда укажетъ Спаситель. Безъ Его воли волосъ главы моей не упадетъ. Чего же мнѣ бояться? Да будетъ во всемъ воля Божiя!

Андрей приготовился ко всему, что придумывали ему бездушные тираны. Ефенди снова предложилъ ему или сдѣлаться мусульманиномъ, или подвергнуться такимъ истязанiямъ, какихъ онъ и вообразить не можетъ. Xристiанинъ кротко замѣтилъ, что онъ не подалъ ни малѣйшей причины къ истязанiямъ, ибо работалъ ему честно и сверхъ своихъ силъ; если же госнодинъ жаждетъ крови его, то онъ готовъ терпѣть, и проситъ одного, не требовать отъ него отступничества, ибо оно не принесетъ ему пользы, а только отыметъ у него вѣрнаго раба.

Раздраженный турокъ въ ту же минуту созвалъ звѣрообразныхъ черныхъ своихъ рабовъ и приказалъ имъ ознакомить сотоварища на первый разъ съ сотнею ударовъ палками по пятамъ. Негры въ одно мгновенiе сбили Андрея съ ногъ, притянули ноги его петлями къ дубинѣ; и двое изъ нихъ держали дубину за концы на аршинъ отъ земли, а два другихъ начали бить несчастнаго палками по пяткамъ. Андрей сначала кричалъ, потомъ стоналъ, а наконецъ замолкъ, — потерялъ сознанiе; но ни разу не вырвалось у него слово о пощадѣ или обѣщанiе исполнить безбожное желанiе господина. Когда злодѣй увидѣлъ, что рабъ его полумертвъ, и что кровь струится потокомъ изъ подъ ногтей, приказалъ окончить истязанiя и бросить полумертваго въ подвалъ. Тамъ Андрей пришелъ въ себя, но встать на ноги уже нс могъ. Нестерпимая жажда мучила страдальца, и онъ со стономъ просилъ воды. Одинъ изъ рабовъ, вѣроятно испытавшiй на себѣ самомъ подобную жестокость ефенди, сжалился надъ несчастнымъ — напоилъ его водою и далъ ему кусокъ хлѣба. Но Андрею было не до хлѣба, — терзали раны, кусали насѣкомыя, окружали мыши, на запахъ хлѣба вышедшiя изъ своихъ норъ и дерзко грызшiя хлѣбъ, который вскорѣ и исчезъ. Настулила мучительная ночь. Насѣкомыя и пресмыкающiяся всѣхъ видовъ выползли изъ щелей сырого подвала и начали ползать по живому трупу. Андрей страдалъ и молился Господу послать ему смерть, какъ великую милость.

Нѣтъ! страдальца ожидали еще тягчайшiя страданiя, какимъ подвергались только первенствующiо христiане, мученики во времена Нерона и Дiоклитiана. Думая, что подобная пытка подѣйствовала на неподатливаго раба, тиранъ приказалъ перенести ого въ болѣе удобное помѣщенiе и началъ лѣчить его раны. Андрей переносилъ все съ истинно-христiанскимъ терпѣнiемъ, благословлялъ Бога за посланное ему испытанiе и благодарилъ своихъ сотоварищей по рабству, если кто-либо изъ нихъ, вопреки приказанiю изувѣра-господiна, заявлялъ несчастному свое сочувствiе словомъ или какою-нибудь услугою.

При помощи простыхъ домашнихъ средствъ, которыми пользовали его, или вѣрнѣе, — при помощи Божiей, страдалецъ всталъ и принялся за работу. Казалось бы, первая жестокая и безполезная попытка омусульманить раба должна была вразумить тирана и оставить непоколебимаго въ вѣрѣ христiанина въ покоѣ; но, къ несчастыо, прежнiй Андреевъ господинъ посѣтилъ ефенди и, узнавъ о миссiонерской его неудачѣ, посмѣялся въ свою очередь надъ твердою его волею и благородною ревностiю. Этимъ самолюбiе варвара было крайне оскорблено, и онъ тогда же, лишь только разстался съ своимъ прiятелемъ, потребовалъ къ себѣ раба и спросилъ его: намѣренъ ли онъ принять исламизмъ?

Отрицательный отвѣтъ привелъ свирѣпаго тирана въ ярость. Черные рабы, какъ ни были хладнокровны, смутились отъ выдумки своего господина, и однакожъ должны были исполнять его волю. Злодѣй приказалъ привязать Андрея къ столбу и забивать камышевыя спицы за ногги страдальца. Андрей стоналъ, рвался, умолялъ о пощадѣ, но ничего не обѣщалъ. Даже домашнiе упрашивали злодѣя прекратить звѣрскiя истязанiя. Но стоны, наконецъ. замолкли, и Андрей повисъ на своей привязи, какъ мертвый.

Гнѣвъ злодѣя остылъ; онъ какъ бы смягчился и оставилъ христiанина обдумывать свое положенiе. Но Андрей, чѣмъ болѣе страдалъ за святую свою вѣру, тѣмъ болѣе укрѣплялся въ ней; героизмъ его возрасталъ съ каждою пьггкою: испо-вѣдникъ былъ глухъ ко всякимъ убѣжденiямъ, для которыхъ призываемы были по очереди всѣ знаменитые фанатики месальмины мусульманскiе. Одинъ изъ нихъ убѣждалъ угрозами и бранью, — предъ такими онъ молчалъ; другiе старались поколебать его твердость ласками и обѣщанiемъ всѣхъ благъ земныхъ и райскихъ; — съ такими онъ вступалъ иногда въ разсужденiя, и простымъ своимъ словомъ, иснолненнымъ правды и истины. нравственнымн своими началами часто заставлялъ ихъ умолкать. Оказывалось, что ласковые проповѣдники наносили ему больше вреда, чѣмъ грубые изувѣры, потому что по уходѣ ихъ благочестивому и твердому невольнику всегда почти приходилось вытерпѣть какую-либо новую безчеловѣчную пытку. Кто же это, какъ не Промыслъ Божiй, — не Самъ Господь, невидимо укрѣплялъ силы страдальца, что послѣ такихъ мученiй оставался онъ цѣлъ и невредимъ?

Бѣдный невольникъ въ такой средѣ жилъ и такъ мало зналъ о дѣлахъ внѣ дома его мучителя, что ничего не могь предпринять для облегченiя своей участи. Xотя онъ и понималъ, что былъ русскiй, но такъ далеко заброшенъ изъ отечества, что до сего времени ему не удавалось даже слышать ни одного родного слова. Могъ ли онъ думать, что и въ Егаптѣ есть какiе-нибудь представители русскаго царства, которые, можетъ быть, и защитли бы его, если бы знали о несчастной его долѣ. Другимъ же властямъ — мусульманскимъ Андрей не смѣлъ жаловаться, помня, что онъ рабъ — хуже животнаго, всецѣло принадлежащiй злодѣю, богатому мамелюку. Впрочемъ, къ кому бы онъ и пошелъ искать защиты въ то страшное время, когда Египетъ представлялъ собою образецъ небывалаго деспотизма, когда и ефендiи губили другь друга безъ пощады, и въ свою очередь падали безгласно сами подъ ятаганами какого-нибудь ловкаго албанца-деспота Али-Паши?

Андрей не страшился мукъ, не терялъ бодрости и твердости въ исповѣданiи святой христiанской вѣры; онъ боялся лишь того, что мученiя его будутъ продолжаться до безконечности, и особенно трепеталъ при мысли, что надъ нимъ употребятъ насилiе, подвергнутъ обычной мусульманской операцiи, послѣ чсго онъ волою неволею долженъ будетъ прннадлежать къ обществу магометанъ, хотя бы и не измѣнялъ своихъ убѣжденiй; ему перестали бы вѣрить, что онъ еще христiанинъ. Вотъ чего страпiился исповѣдникъ, и молилъ Господа по-слать ему скорѣе христiанскую кончину и сподобить его вѣнца мученическаго. Господь услышалъ молитву страждущаго раба Своего и послалъ ему не кончину, а конецъ его страданiямъ, изъ коихъ онъ вышелъ, какъ истинный воинъ Xристовъ, непобѣдимый исповѣдникъ, съ тяжкими язвами на всемъ тѣлѣ, которыя и носилъ до самой блаженной своей кончины.

Время наступило. Однажды ефенди возвратился откудато въ самомъ ужасномъ расположенiи духа. Всѣ рабы трепетали и старались даже предугадать желанiя своего гоподина, чтобы во время исполнить ихъ и тѣмъ предотвратить звѣрскiя его выходки. Несмотря на это, никто не могъ угодить ему, и всѣмъ доставалось за мнимую лѣнностъ и нерасторопность. Замѣтивъ, что рабы его всѣ на лицо, кромѣ болящаго Андрея, тиранъ велѣлъ привести его къ себѣ и, какъ бы не замѣчая, что онъ едва держится на ногахъ, блѣдный, изможденный, приступилъ къ нему и грубо сталъ укорять его въ лѣнности и непослушанiи. Андрей былъ спокоенъ, невозмутимъ: онъ молчалъ, слушалъ рыканiя и проклятiя фанатика, и тайно молилъ Господа послать ему терпѣнiе въ предстоящихъ истязанiяхъ, коимъ всегда предшествовали яростныя вспышки злодѣя. Спокойствiе и молчанiе невольника еще болѣе озлобили деспота.

— Доколѣ ты, презрѣнный рабъ, будешь мучить меня своимъ упорствомъ въ твоей гнусной вѣрѣ и смѣяться надъ нашею правою, святою'? Нѣтъ, я не позволю тебѣ насмѣхаться надъ нами, надъ нашимъ великимъ пророкомъ Магометомъ — другомъ Божiимъ! Вотъ посмотримъ, что заговоришь ты, когда я прикажу изъ бараньей твоей головы выпарить упорство, а съ нимъ и все твое христiанство; увидимъ, поможетъ ли тебѣ твой Богъ — Иса Нафани (Iисусъ Назарянинъ) ? Знай, невѣрный, что теперь твой спаситель Магометъ-пророкъ, а не Iисусъ. Одно только твое слово ля-иля-махмедъ-расуль-алла, — и ты спасенъ, ты сынъ нашъ; а иначе погибнешь съ сквернымъ своимъ тѣломъ и съ поганою твоею душею, погибнешь какъ собака. Говори же...'

Непоколебимый Андрей не слушалъ ни проклятiй, ни безумныхъ оскорбленiй святой христiанской его вѣры. Онъ какъ бы окаменѣлъ и только молился въ душѣ: Боже, милостивъ буди мнѣ грѣшному! Вѣрую, Господи, помози моему невѣрiю ! . .

Мучитель приказываетъ рабамъ накалить танжере (мѣдный котелокъ) и поскорѣе принести его. Въ ожиданiи страшной пытки, тишина не нарушалась. Свирѣпый мамелюкъ молча курилъ трубку, пуская клубы табачнаго дыму, и пыхтѣлъ отъ злости на то, что такъ долго не несутъ страшнаго орудiя пытки. Наконецъ дымящееся отъ жару танжере было принесено предъ мучителемъ; онъ плюнулъ на него, и нечистая влага, зашшiѣвъ, исчезла. Пока онъ дѣлалъ наблюденiя, не фальшивятъ ли слуги, пока требовалъ рѣшительнаго отвѣта отъ несчастнаго невольника, танжере потеряло нѣкоторую долю своего жара. Не получивъ никакого отвѣта, ефенди какъ тигръ бросается на свою беззащитную жертву, вырываетъ изъ рукъ раба щипцы, хватаетъ ими горячее танжере и мгновенно надѣваетъ оное, будто шапку, на голову несчастнаго Андрея. Андрей покачнулся и со стономъ упалъ на полъ какъ мертвьй; танжере съ дымомъ и шипѣнiемъ отлетѣло въ сторону. комната наполнилась смрадомъ. Злодѣй остолбенѣлъ и тупо смотрѣлъ на невинную свою жертву-мученика христiанина. Какъ ни недолго лежало на головѣ страдальца накаленное танжере, однако волосы несчастнаго,темя,носъ, уши, щеки и шея, — все было опалено страшнымъ образомъ. Андрей едва дышалъ и не издавалъ ни одного звука. Тиранъ, думая что несчастный скоро умретъ, толкнулъ его ногою и велѣлъ вынести вонъ.

Рабы оцѣпенѣли отъ ужаса. Теперь-то поняли они, до чего можетъ доходить звѣрство ихъ правовѣрнаго благочестиваго ревнителя ислама. Каждый думалъ, что и съ нимъ господинъ можетъ поступить такимъ же образомъ. Опомнившись, они бережно вынесли Андрея, какъ бездыханный трупъ, и положили въ углу своей комнаты на цыновку. Теперь оказалось, что всѣ эти рабы, положимъ люди грубые и жестокiе, какъ всѣ почти негры, въ нравственномъ отношенiи стояли несравненно выше звѣронравнаго своего господина. Незаслуженная казнь несчастнаго ихъ собрата пробудила въ нихъ неубитое еще чувство человѣколюбiя. Они тайно отъ ефенди начали лѣчить Андрея домашними средствами и втихомолку распространять по сосѣдству молву о звѣрскихъ поступкахъ ихъ господина-мучителя. Такъ прошло нѣсколько времени. Полусожженный Андрей, сворхъ всякаго чаянiя и благодаря услугамъ своихъ собратьевъ мало-по-малу сталъ поправляться и уже вставать съ своей рогожи. Но съ нимъ произошла замѣтная перемѣна: онъ сталъ мало говорить или отвѣчалъ часто невпопадъ, сдѣлался задумчивъ, унылъ и только по ночамъ молился вслухъ, воображая, что никто не слышитъ его, потому что, вслѣдствiе жестокой пытки, самъ плохо слышалъ. Такъ ужасно изувѣчилъ несчастнаго невольника злодѣй-ефенди!

Въ числѣ постороннихъ, посѣ щавшихъ домъ турка узналъ о горькой долѣ Андрея один армянин, который нерѣдко бывал у ефенди в качестве мѣстнаго знакомаго сарафа (банкира) и видѣлъ тамъ Андрея. Сарафъ былъ человѣкъ добррый; въ немъ, при всемъ пристрастiи къ наживѣ, не было еще заглушено чувство христiанской любви къ ближнему и состраданiя къ угнетенному. Онъ отъ одного изъ слугъ мамелюка разузналъ всю исторiю гоненiй на Андрея за вѣру Xристову, и, сильно пораженный такими геройскими подвигами, какiе описываются только въ древнихъ мартирологiяхъ, рѣшился спасти этого непоколебимаго подвижника. Однажды сарафъ приходитъ къ турку по какому-то дѣлу и, переговоривъ съ нимъ о своемъ дѣлѣ, заводитъ потомъ рѣчь о бѣломъ русскомъ невольникѣ, почему давно не видно его, — не проданъ ли уже онъ? Ефенди хладнокровно - разсказываетъ, какъ онъ столько времени борется съ непокорнымъ своимъ рабомъ, какъ тотъ негодный рабъ, послѣ легкой острастки, прикинулся теперь больнымъ, ничего не дѣлаетъ, и въ заключенiе прибавляетъ, что радъ бы избавиться оть него, да не знаетъ, какимъ образомъ.

— Извини меня за откровенность, благородный ефенди, — сказалъ добрый сарафъ, — я слышалъ отъ вѣрныхъ людей, что твой рабъ не прикинулся больнымъ, а дѣйствительно боленъ отъ пслѣдней пытки, какой ты сгоряча подвергъ его. Онъ теперь ни къ чему неспособенъ, благодаря отеческимъ твоимъ заботамъ о его исправленiи; онъ ничего не можетъ дѣлать, скоро умретъ, — и ты останешься въ накладѣ. Притомъ знай, по всему городу ходитъ молва, что ты убилъ бѣлаго своего невольника, и всѣ осуждаютъ тебя за жестокостъ. А если слухъ объ этомъ дойдетъ еще до консуловъ, то смотри, какъ бы не прогнѣвался на тебя и паша; — вѣдь консулы-то не дадутъ въ обиду христiанина: пусть онъ и рабъ твой, — они могутъ совсѣмъ отнять его у тебя.

Мамелюкъ призадумался.

— Если ты, ефенди, не желаешь чрезъ смерть твоего раба или чрезъ отнятiе его у тебя, лишиться затраченныхъ на него денегь, то я выведу тебя изъ бѣды. Тебѣ ничего не остается больше, какъ немедленно перепродать его кому-нибудь. Но кто изъ вашихъ купитъ его, ни къ чему негоднаго? и даромъ не возьмутъ; слѣдовательно, и дорожить имъ тебѣ не приходится. Если хочешь избавиться отъ бѣды, — продай его мнѣ, а тамъ уже мое дѣло; ты не будешь ни въ потерѣ, ни въ отвѣтѣ: — только помни, что я выручаю тебя собственно ради знакомства и дружбы, потому что не имѣю нужды въ твоемъ рабѣ, а желаю лишь оказать тебе услугу.

Лицо ефенди прояснилось; онъ быстро сообразилъ, что это дѣйствительно дружеская услуга, не понималъ только того, что заставляетъ сарафа быть столь великодушнымъ. Впрочемъ на великодушiе и онъ хотѣлъ отвѣчать притворнымъ великодушiемъ; тогда какъ въ душѣ своей онъ готовъ былъ изувѣченнаго своего раба отдать даромъ, — ему предлагаютъ еще выкупъ.

Не обнаруживая особеннаго удовольствiя оть словъ армянина, ефенди предлагаетъ ему взять къ себѣ раба-москова и заплатить за него столько, во сколько самъ оцѣнитъ его.

Договоръ скоро составился. Сребролюбивый турокъ, получивъ больше ожидаемой имъ цѣны, былъ въ восторгѣ и началъ разсыпаться предъ сарафомъ въ обычныхъ восточныхъ комплиментахъ, — забылъ и различiе религiй, называлъ его и другомъ, и братомъ.

Сарафъ напротивъ былъ спокоенъ и спѣшилъ закончитъ доброе христiанское свое дѣло.

Истерзанный Андрей, ничого не знавшiй объ этой сдѣлкѣ, изумился, когда увидѣлъ себя въ домѣ знакомаго ему сарафа. Теперь онъ понялъ свое положенiе и воодушевился твердою надеждою, что уже не будутъ мучить его за имя христiанина, и отъ радости залился слезами. Въ благодарность за свое избавленiе онъ рѣшился служить новому господину до послѣднихъ силъ, тѣмъ болѣе, что въ семействѣ сарафа приняли его ласково, съ участiемъ. Но сарафъ думалъ иначе: онъ изъ своихъ пiастровъ, заплаченныхъ за Андрея, не хотѣлъ извлекать какой-либо пользы; притомъ Андрей былъ уже и неспособенъ. Избавитель его, исполнивъ христiанскiй свой долгъ, желалъ поскорѣе закончить святое свое дѣло совершеннымъ освобожденiемъ несчастнаго и устроенiемъ его будущности. Сарафъ отправляется къ греческому патрiарху, разсказываетъ ему о горькой долѣ его единовѣрца — Андрея и о томъ, какъ Богъ помогъ ему вырвать этого мученика изъ рукъ палача-турка, и заявляетъ, что, покупая бѣднаго москова, онъ не имѣлъ въ виду извлекать изъ него какую-либо матерiальную пользу, а предполагалъ поручить его попоченiю владыки, который вѣроятно не откажется отъ святаго христiанскаго дѣла — или пристроить несчастнаго единовѣрца въ патрiархiи, или отправитъ на родину въ Россiю.

Тронутый до глубины души разсказомъ добраго сарафа, владыка искренно благодарилъ его, сожалѣлъ, что прежде не зналъ о несчастномъ единовѣрцѣ и не принялъ никакихъ мѣръ къ облегченiю горькой страдальческой его участи, и въ заключенiе просилъ представить его къ себѣ въ патрiархiю. На другой день изможденный Андрей представленъ былъ владыкѣ, который принялъ его, какъ истиннаго подвижника за вѣру Xристову, и обѣщалъ, по совершенномъ выздоровленiи, отправить его чрезъ александрiйское консульство въ Россiю.

Послѣднее обѣщанiе не обрадовало, однакожъ, Андрея, какъ предполагалъ патрiархъ.

— Владыка святый! — сказалъ Андрей, мнѣ уже поздно возвращаться въ отечество. Теперь я неспособенъ къ тяжелымъ работамъ, не могу прiобрѣсти себѣ хлѣба трудомъ; ты самъ видишь, владыка святый, на кого я похожъ. Мнѣ не доѣхать до родины, вѣроятно придется распроститься съ жизнью на какомъ-либо кораблѣ, а не въ родной Россiи. Да и что найду я на родинѣ? Тамъ нѣтъ уже у меня родныхъ: отецъ мой давно убитъ черкесами, старушка-мать вѣроятно умерла съ горя и тоски, когда я пропалъ безъ вѣсти. Поэтому мнѣ, безпрiютному и изувѣченному, остается толъко просить ваше святѣйшество — благословить меня окончить страдальческую и вѣроятно недолгую свою жизнь гдѣ-либо здѣсь. вблизи храма Божiя, молиться въ немъ Господу о спасенiи своей души и о здравiи моихъ благодѣтелей-избавителей. Доколѣ еще есть кое-какiя силы, я употреблю ихъ на послушанiе, чтобы не ѣсть мнѣ вашего хлѣба даромъ. Мнѣ немного нужно; я рабъ вашъ и навсегда останусь вѣрнымъ рабомъ за ваши благодѣянiя.

Патрiархъ согласился и помѣстилъ страдальца въ богадѣльню при монастырѣ св. Георгiя въ старомъ Каирѣ, не налагая на него никакихъ обязанностей. Съ невыразимою радостью пошелъ Андрей въ старый Каиръ, и спокойно поселился въ своемъ тихомъ убѣжищѣ. Ему отпускалась только грубая одежда и скромная пища, но онъ былъ доволенъ и искренно благодарилъ своихъ благодѣтелей. Теперь-то вздохнулъ онъ свободно, теперь-то понялъ, что, вставая по утру, могь надѣяться, что никто не будетъ ни бить, ни тиранить его, и что столь же безопасно можетъ онъ ложиться спать и спокойно ожидать солнечнаго восхода. Теперь вокругъ него были люди добрые, все христiане православные, а не звѣри свирѣпые, которые изъ-за ничтожныхъ капризовъ, или скорѣе, отъ нечего дѣлать, издѣвались надъ нимъ самымъ безчеловѣчнымъ образомъ и непремѣнно убили бы его, если бы Господь не послалъ добраго ангела-хранителя въ лицѣ благочестиваго сарафа. Набожный и кроткiй, онъ всецѣло предался служенiю Богу и своими подвигами скоро сталъ въ ряду вёликихъ пустынниковъ.

Андрей испросилъ себѣ благословенiе патрiарха прислуживать въ убогомъ храмѣ св. Георгiя, чистить старокаирскiй монастырь и наблюдать за порядкомъ внутренней часовни, гдѣ находится чудотворная икона Великомученика, къ которой прибѣгаютъ за исцѣленiемъ страждущiе падучею болѣзнью. Молчаливый боголюбецъ съ утра до вечера трудился либо въ церкви, наблюдая въ храмѣ Божiемъ должную чистоту, либо въ темныхъ коридорахъ старой монастырской башни, ходя съ кузовомъ на плечахъ и метлою, чтобы сбирать соръ и относить его за монастырскую стѣну.

Труженикъ не пропускалъ ни одной службы; его постоянно видѣли во время богослуженiя или тихо молящимся, или благоговѣйно прислуживающимъ въ алтарѣ и въ храмѣ. Запущенныя небрежностью прежнихъ прислужниковъ церковь и монастырь скоро очистились отъ лишняго хлама, сора и пыли. Болящiе, привязываемые на цѣпь при иконѣ св. Георгiя, перестали бояться приставника, и безпрекословно шли къ святынѣ, зная, что имъ будетъ прислуживать добрый и кроткiй Андрей-московъ. Между тѣмъ набожный труженикъ Андрей, вѣроятно вслѣдствiе перенесенныхъ имъ истязанiй, день ото дня слабѣлъ и становился задумчивѣе, а наконецъ сдѣлался совершеннымъ меланхоликомъ. Рѣдко съ кѣмъ говорилъ онъ, и то отрывочно; постояняо трудился, чистилъ, обметалъ даже и тамъ, гдѣ не требовалось его услугъ, и при этомъ непрестанно, хотя тихо произносилъ по-гречески краткую молитву: Господи помилуй; а когда молился по-русски, то произносилъ тѣ молитвы, которыя выучилъ въ дѣтствѣ. Съ головою, поврежденною отъ раскаленнаго котла, по-гречески онъ не могъ уже выучиться, и если приходилось говорить съ кѣмъ, то объяснялся довольно правильно только на мѣстномъ арабскомъ языкѣ. Зная рѣдкую его кротость, доброту, неутомимое трудолюбiе и заботливость объ опрятности дома Божiя и монастыря, всѣ называли его блаженнымъ, и никто не обижалъ его ни словомъ, ни дѣломъ, считая великимъ грѣхомъ безпокоить смиреннаго исповѣдника, явныя язвы на тѣлѣ котораго постоянно свидѣтельствовали о великихъ его подвигахъ за вѣру Xристову. Блаженнаго Андрея знали всѣ православные греки и арабы, и при случаѣ, награждали его своими подарками; но Андрей все отдавалъ нищимъ, хотя и самъ былъ почти нищiй. Патрiархъ, равно какъ и приближенные его, при посѣщенiяхъ монастыря, всегда ласкали Андрея, что очень утѣшало труженика и тѣмъ болѣе привязывало къ убогому его убѣжищу.

Такъ прожилъ въ Каирѣ блаженный исповѣдникъ около двѣнадцати лѣгь, вполнѣ довольный своимъ положенiемъ, хотя на дѣлѣ положенiе бѣднаго москова было очень незавидно. Онъ утѣшался только тѣмъ, что, по собственному его выраженiю, служилъ Богу да св. Георгiю. Изнуренный прежними страданiями, трудомъ и постомъ, рабъ Божiй началъ прихварывать и, наконецъ, слегъ совершенно. Никто не заботился о болящемъ, да онъ и не требовалъ ухода за собою. Единственное его желанiе было скорѣе разстаться съ мiромъ, въ которомъ онъ въ полномъ смыслѣ былъ странникомъ и пришелъцемъ; ничто не привязывало его къ землѣ, ничто не утѣшало, а о родинѣ пересталъ онъ и думать, какъ бы ея на землѣ и не существовало, и поэтому готовился къ смерти съ радостью. Чувствуя приближеше своей кончины, Андрей въ послѣднiй разъ призвалъ своего духовника, призрѣваемаго въ той же богадѣльнѣ бѣднаго священника, исповѣдался, прiобщился Св. Xристовыхъ Таинъ и почилъ кончиною праведника. Мирная, блаженная кончина исповѣдника произвѣла замѣчательное влiянiе на призрѣваемыхъ: теперь только оцѣнили они этого праведнаго подвижника, какъ слѣдовало, и скорбѣли, что при жизни не воздавали ему должнаго, считая его юродивымъ. Тихо, безъ всякихъ церемонiй, отпѣли покойнаго странника въ кладбищенской церкви панагiи и погребли въ общей кладбищенской оградѣ, среди могилъ прежде отшедшихъ православныхъ отцовъ и братiй. Ни дерева, ни плиты, ни даже простого камня нѣтъ на убогой его могилѣ. Андрей жилъ для одного Бога: къ чему же знать его могилу людямъ, хотя бы то были его соотечественники ?

Миръ праху твоему, вѣрный рабъ Божiй, Андрей приснопамятный!

Твои страданiя за вѣру христiанскую, за вѣру отцевъ оцѣнитъ единъ Господь и прославитъ тебя во царствiи Своемъ! Можетъ быть, въ странахъ мусульманскихъ много было и другихъ подобныхъ страдальцевъ — нашихъ же соотечественниковъ за вѣру Xристову; но кто знаетъ о горькой ихъ участи, кромѣ Господа.


Вложения:
MarGirgis_sobor.jpg
MarGirgis_sobor.jpg [ 184.72 Кб | Просмотров: 36 ]


Святая блаженная мати Матроно, моли Бога о нас!

  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 21 авг 2011, 22:40 
Аватара пользователя
Димитр писал(а):

Вообще Димитрий Ростовский - в том издании, старом -- это поэзия.

Вот "откровенные рассказы странника",.


эти жития из Дмитирия Ростовсокого? что значит - старое и новое издания?
а Рассказы откуда?
выходные данные лутше писать.. :unknown:


---------------------------------------------------



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 21 авг 2011, 22:51 
Аватара пользователя
Димитр писал(а):
Да щаз ничего не прокотит.

Вот все это житийное, несовременное, отжившие -- это воздух, которым мне хочется дышать. А современная пластмассовая мысль, прагматизм богословский да пересуды -- у меня лично вызывает ощущения -- как пробка в тоннеле..


это да.. )

мне кажется, может ты в др. контексте употребил, вот такое житийное и старое - как есть современное, но современное для внутреннего чувства, конечно. чиатая , особенно не стандарные жития, а чтото редкое, много дает для понимания.. про жизнь не скажу, это очень пафосно, но вот некоторое, может быть и небольшое.. но аромат постигаешь, хоть чуть.
а прогматизьм и т.д., енто тоже, своего рода поэзия, но современная, деконструктивизм. вобщем, куда не плюнь, в поэта попадешь.. :D


---------------------------------------------------



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 21 авг 2011, 23:01 
Аватара пользователя

Автор Темы

илья ходырев писал(а):

а Рассказы откуда?
выходные данные лутше писать.. :unknown:

http://www.wco.ru/biblio/books/strannik/Main.htm


Святая блаженная мати Матроно, моли Бога о нас!



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 22 авг 2011, 00:36 
Аватара пользователя
Родственная книга Откровенным рассказам станника----В горах Кавказа. Записки пустынножителя ( не путать с НА горах Кавказа) Дневник монаха Меркурия, описание реальных событий нач 2-й пол 20 века. http://www.hesychasm.ru/library/caucasus2/predisl.htm

Где-то может быть комментарием к Откр рассказам. Оч хорошая книга, надо будет перечитать. Кстати, брат больной оказывается не умер, а наоборот Бог исцелил его .Даже случилось познакомиться с человеком, который его хорошо знал...

Жития пришлось распечатать на принторе, после нескольких попыток прочитать с монитора---с монитора тяжеловато....


Оцарапанную руку подставляю солнцу
Танэда Сантока



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 22 авг 2011, 01:24 
Аватара пользователя

Автор Темы

Вот еще замечательная книга, письма схиигумена Иоанна -- он прославлен недавно
http://lib.eparhia-saratov.ru/books/09i ... tents.html
Там, кстати, есть указание к прочтению "На горах Кавказа" -- все никак им не воспользуюсь :)

Письмо 19

29.4.1947 г.

Письмо твое я получил, хотя ты писала в поезде, однако все разобрал.

Хотя и больно нашему самомнению выслушивать сплетни, но надо терпеливо переносить их и просить помощи у Бога, ибо мы без Божией помощи не можем преуспеть ни в какой добродетели, это я всегда повторяю тебе, ибо это справедливо.

В книге "На горах Кавказа" пропусти в предисловии с половины 11 стр. до половины 17 стр., еще 3-ю и 4-ю главу и ответ на рецензию пункт 1-й. В указанных местах вкралась ошибка. Враг подзадорил автора, чтобы подорвать доверие в читателях. Читай, не морщась, книга очень назидательная; я частенько в нее заглядываю, ибо видно, что писал не умом, но чувством и вкушал духовные плоды от единого на потребу.

Сердечно приветствую тебя, чадо.


Святая блаженная мати Матроно, моли Бога о нас!



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 22 авг 2011, 13:22 
Аватара пользователя

Автор Темы

А дневник о. Меркурия -- тоже читал, особенно впечатлил случай с охотником, который одежку спалил. А пустынник только порадовался, что обрел сокровеннейшее место! И тут посетитель … Поистине, человек предполагает…

А с каирским страдальцем Андреем -- у меня было так: сначала я слышал чтение этого жития за трапезой в одном храме, и меня сильно впечатлило. Потом я купил этц книжку, но там опечатка в оглавлении -- написано -- кипрским, и я читал не придавая значения местности. Потом была командировка в Египет. Мы работали неподалеку от Патриархии, и я ходил отдыхать на кладбище, как единственое тихое место. Бывало, наберешь маслин, тахины и лепешек -- и на кладбище, в тенек. Что-то привлекало меня там, и не только меня, другие из бригады тоже с удовольствием там бродили… Неприбрано довольно, после землетрясения многие надгробия порушились, где-то просто в куче косточки лежат, еле прикрытые плитами… И какое-то чувство святыни. А по приезде -- попалась книжка на глаза, и тут я уже по-другому прочел -- оказывается, все это происходило там, где я был недавно, может и его косточки там лежали, в той костнице для безвестных православных…
https://picasaweb.google.com/indict/Egypt02


Святая блаженная мати Матроно, моли Бога о нас!



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 25 авг 2011, 12:15 
Аватара пользователя
а топовый пост - откель ?


---------------------------------------------------



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 25 авг 2011, 14:15 
Аватара пользователя

Автор Темы

http://www.orthograf.ru/viewtopic.php?f=98&t=462


Святая блаженная мати Матроно, моли Бога о нас!



  
 
 Заголовок сообщения: Re: Помянух дела Господня и возвеселихся.
СообщениеДобавлено: 25 авг 2011, 21:15 
Аватара пользователя
я про подборку цитат,

38.1 [Когда Елиуй перестал говорить,] Господь отвечал Иову из бури и сказал: Исх 19, 18. 3 Цар 19, 11. Иез 1, 4. и далее.


---------------------------------------------------



  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Страница 1 из 2   [ Сообщений: 24 ]
На страницу 1, 2  След.



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Выберите действие

Начать новую тему
Страница 1 из 2   [ Сообщений: 24 ]

      

Перейти:  
Яндекс.Метрика


Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
610nm Style by Daniel St. Jules of Gamexe.net
Copyright © Aiwan. Kolobok smiles
Вы можете создать форум бесплатно PHPBB3 на Getbb.Ru, Также возможно сделать готовый форум PHPBB2 на Mybb2.ru
Русская поддержка phpBB